Это смотрелось уже куда как лучше, с негативной реакцией мы с тёзкой, кажется, поторопились.

— У вас, Виктор Михайлович, как с жестикуляцией? — неожиданный вопрос поставил нас обоих в тупик. — Используете ли вы её в повседневной жизни? Имеете ли представление о значении общеупотребительных жестов?

— Даже не знаю, Степан Алексеевич, — с некоторым недоумением признался тёзка. — Как-то не задумывался, знаете ли.

— Ну да ладно, Виктор Михайлович, — успокоил его Хвалынцев. — В ходе занятий видно будет… Но давайте понемногу и приступим… Евгений Леонидович! — позвал он ассистента и тот немедленно вошёл в кабинет из приёмной.

Не могу сказать, что мы с дворянином Елисеевым так уж сильно мучились вопросом, на ком будет тёзка отрабатывать новый навык, но сам этот вопрос никуда не девался. А теперь, похоже, нашёлся и ответ…

— Евгений Леонидович — обладатель уникальных способностей, — отрекомендовал Хвалынцев ассистента. — К обыкновенному гипнозу совершенно невосприимчив, внушение же ускоренное переносит легко и без каких-либо последствий. Идеальный помощник в вашем обучении!

Как по мне, рекомендация так себе, но им тут виднее. Впрочем, профессор Хвалынцев не соврал — его ассистент и вправду оказался удобным, если можно так выразиться, учебным пособием.

Хвалынский с самого начала объявил тёзке, что тот должен научиться проводить ускоренное внушение без голоса, только мыслью и жестами. Объяснение этому Степан Алексеевич дал вполне логичное — пусть так и сложнее, чем с голосовым приказом, но, во-первых, освоив сложную технику, ученик и с простой будет легко справляться, а, во-вторых, в ходе своего обучения ученик сможет быть уверенным, что ассистент ему не подыгрывает.

Получилось у тёзки сразу, прямо как тогда с доктором Гольцем. Похоже, погрузив дворянина Елисеева в транс, профессор Хвалынцев и правда исследовал его готовность к восприятию нового навыка, а не только копался в его мозгах непонятно с какой целью. Нет, понятно, конечно — судя по вопросам, это была та самая проверка лояльности, о которой я давно ещё предупреждал тёзку.

Поначалу, впрочем, запрещающие команды давались моему мозговому соседу легче, чем побуждающие — остановить идущего или что-то делающего ассистента тёзке удавалось всегда с первого раза, а вот заставить его пойти или что-то сделать — уже нет, бывало, что только с третьей-четвёртой попытки.

— Всё, Виктор Михайлович, — остановил Хвалынцев занятия. — Пора дать Евгению Леонидовичу отдохнуть, да и вам сразу увлекаться не следует. Должен сказать, я даже удивлён вашими успехами, проявленными с первого раза, тем не менее, в жестикуляции вам следует ещё упражняться. Мне представляется, что ваши сегодняшние неудачи причиною имеют именно недостаточное и не вполне верное использование вами жестов.

Ну, ему виднее. Поблагодарив господина профессора за учение, тёзка уже принялся было прощаться, как Степан Алексеевич выдал:

— Александр Андреевич просил вам передать, чтобы вы зашли к нему сразу от меня.

Та-а-ак… Вообще, заглянуть в секретное отделение дворянин Елисеев собирался и сам, но уже после визита к Эмме, а тут, значит, ротмистр Чадский хочет видеть товарища прямо сразу после занятия… Так хочет, что даже через самого же Хвалынцева и передал своё, хм, приглашение. Делать нечего, придётся зайти.

Едва тёзка появился в секретном отделении, его проводили в кабинет Чадского, где ротмистр принялся изображать радушие, предложив дворянину Елисееву чаю. Раньше за начальником секретного отделения такого гостеприимства не замечалось, так что мы с тёзкой сразу насторожились.

— Как прошло первое занятие, Виктор Михайлович? — спросил Чадский.

— Спасибо, Александр Андреевич, неплохо, — с дежурной вежливостью ответил тёзка. — Узнал много нового, в овладении же практическими навыками пока сильно не преуспел, но Степан Алексеевич меня обнадёжил, говорит, со временем смогу и больше.

Тут, однако, выяснилось, что такими малоинформативными ответами дворянин Елисеев не отделается. Господин ротмистр вывалил на тёзку целых ворох вопросов, отвечать на которые пришлось развёрнуто и обстоятельно.

Как проходило занятие? Кто при нём присутствовал? Что именно внушал тёзка ассистенту? Внушал по собственному желанию или по подсказкам Хвалынцева? Сложно ли было проводить такое внушение? Насколько быстро и в полном ли объёме исполнял ассистент внушаемое? Вопросы эти Чадский задавал по нескольку раз, и каждый раз слегка перефразированными — видимо, желал убедиться, что дворянин Елисеев говорит правду и в своих ответах сам не путается и не пытается запутать ротмистра.

— А вот скажите, Виктор Михайлович, не создалось ли у вас впечатление, что Степан Алексеевич при помощи своего ассистента вас обманывает? Ведь они могли заранее договориться и общаться понятными только им знаками? — то ли Чадский плохо слушал тёзку, то ли привычка никому не верить въелась в него, что называется, аж до костного мозга.

— А зачем им это, Александр Андреевич? — не сообразил тёзка.

— Для того, например, чтобы преувеличить в ваших глазах возможности этого метода, — пояснил Чадский. — Согласитесь, Виктор Михайлович, очень уж фантастично всё это смотрится…