— А что именно? — вопрос шёл вторым по важности, вторым и был задан.

— Не врёшь ли ты своему начальству, — чего-то такого я и ожидал.

— Нашёл? — ответ я представлял заранее, но хотя бы для порядка надо было спросить.

— Нет, — ну да, так я и думал. Что ж, это, конечно, хорошо, но нарисовался и ещё вопрос, теперь уже к Эмме:

— Ты-то как до такого додумалась?

— Вы по-разному ведёте себя в постели, — ну да, всё не просто, а очень просто. Вот так они и палятся… — Я заметила не сразу, а потом никак не могла понять, в чём тут дело, но вы очень разные, и меня эта разница и будоражила, и пугала… Но больше пугало, что я не понимала, как такое возможно. Да я и сейчас не понимаю! Хотя и вижу, — признала Эмма. — Вот только… — она замялась и, как я чувствовал, продолжать побаивалась.

— Что — только? Не бойся, говори, — я подкрепил свои слова лёгкими поглаживаниями по… Ладно, уточнять не буду.

— Знаешь, Виктор, я женщина вполне эмансипированная и считаю, что в постели предрассудкам не место, но… — она снова замялась. — Но быть любовницей сразу двух мужчин… Это… Это уже… — Эмма так и не сказала, чем именно она такое считает. — Просить, чтобы меня имел только ты, смысла нет, ведь так? — спросила она. Соображает…

— Так, — подтвердил я. — Товарищ, пусть и не по своей воле, приютил меня в безвыходном положении, и я не могу отказывать ему в таких радостях.

— То есть, по-твоему, и я не могу ему отказывать?! — возмутилась Эмма.

— Ну почему же, можешь, — пошёл я на обострение, — но это будет отказ нам обоим.

Эмма отпустила мою руку и, насколько это позволяла ширина дивана, попыталась от меня отодвинуться.

— Ну вот, обидел даму зазря, — подал голос дворянин Елисеев.

— На обиженных воду возят, — не совсем к месту выдал я. Растерялся слегка, чего скрывать. Как-то не подумал даже, что для Эммы оно может быть важно.

— Такой участи она не заслуживает, — устыдил меня тёзка. Дожили, понимаешь, он меня учить будет… Пришлось, впрочем, его правоту признать. А раз так…

— Эмма, — я взял её за руку, чтобы продолжить разговор, — Эмма, прости. Что теперь поделать, если так всё сложилось?

— А никак нельзя вернуть тебя обратно? — спросила Эмма. Ага, надежда умирает последней.

— Никак, — и без того полуживую надежду пришлось безжалостно добить. — Моё тело мертво. Да и не понравилось бы оно тебе, я был совсем не молод… Уж так постараться над тобой, как в этом теле, я бы, наверное, не смог.

— Пустяки, — отмахнулась она. — Я же целительница, я бы с этим справилась. А ты можешь показать мне себя? Какой ты на самом деле… был? — выговорить, пусть и мысленно, это коротенькое, но в наших условиях ключевое слово ей было очень трудно, но Эмма всё же смогла.

Хм, вопрос, однако… Как передать ей воспоминания о своём внешнем виде в той жизни, я пока что даже не предполагал, но мне почему-то это казалось не таким сложным делом. Напрасно казалось — у меня с трудом получалось отчётливо представить себе себя тогдашнего, и вот это меня даже испугало. Кажется, я начал свой образ забывать…

— Давай, помогу? — ах ты ж, закрыть эти размышления от тёзки я как-то и не подумал, вот товарищ и предложил помощь. А что, тоже вариант…

Тёзка вспомнил наш разговор при первой встрече на дороге, за несколько минут до появления того урода, Голубка. Я пытался как-то представить, что Эмма это видит, но ничего у меня не получалось, пока тёзка вновь не пришёл на помощь. Что и как он сделал, я даже не успел ни заметить, ни понять, но судя по реакции Эммы, всё у него получилось.

— И совсем ты не старый, — это она мне польстила или и правда так думает? — Представительный такой… И очень даже интересный… Но ты так странно одет, что это за мода?

Да твою же мать! Ну что такое, а?! Вот только ослабишь контроль, и начинается палево! Я же тогда в ветровке был, джинсах и кроссовках, повседневная, блин, походно-рабочая форма одежды…

— Американская, — попытался я отбрехаться.

— Надо же, даже не слышала никогда, — с некоторым сомнением сказала Эмма. — Но смотрится неплохо, очень неплохо, хоть и необычно… А для дам у них что-то интересное есть?

С какой силой я мысленно заорал на тёзку, чтобы он даже не вздумал показывать Эмме те картинки с девицами, которыми я иллюстрировал рассказы о своём мире, говорить не буду, сами должны понять. Уж тут мне отвертеться не удалось бы никак, я вот не уверен, что и с моим-то видом вопрос снял окончательно, а покажи я Эмме наши женские шмотки… Нет, это даже не обсуждается, потому как строго-настрого запрещено. Пришлось отговориться незнанием и переключить внимание Эммы на более актуальную тему.

— А у тебя терпение всем на зависть, — начал я с немного неуклюжего комплимента.

— Терпение? Почему терпение? — не поняла Эмма.

— Тебе когда начало казаться, что со мной что-то не так? — отвечать вопросом на вопрос, конечно, не шибко хорошо, а по здешним понятиям вообще чуть ли не хамство, но вот как раз наводящий вопрос тут и требовался.

— Заметила сразу, как мы… оказались тут, — «тут», надо полагать, означало в её устах «на этом диване», — но задумываться начала после твоего отпуска.