— Ах! Этого я сказать не могу, пока ты не поверишь, что я спал под водой.

— Но в это невозможно поверить.

— Говоришь совсем как мой старик, когда тот меня нашел. Его тоже пришлось подправить.

— Ты сказал «вернуться», как об отливе после прилива, — Гектор крепко держался за остатки понимания. — И ты имеешь в виду Уильяма Блейка, это же он твой старик?

— Он самый и будет-с, ваш-бродие, — Николас снова сменял голоса, игриво становясь кокни. — Как я из воды вышел, у него аж чуть гляделки не выпали, так и уселся да вылупился, как ты нынче. Хочешь глянуть?

— Глянуть? — переспросил запутавшийся Гектор.

— Могу тебя пустить ненадолго, чтобы побыл там, а то и им побыл, коль повезет, — Николас соскочил с кровати и встал позади сидящего друга. — Делай, как говорю, и окромя того — ничего.

Он взял голову профессора в руку и быстро направил ее раньше, чем Гектор успел пожаловаться.

— Закрой глаза да так и сиди, а я займу подводную позу.

Гектор сделал как велено, потому что пришлось. Что-то подергивало за глаза, пока он силился оставаться в сознании, сидя на твердом стуле. Послышался скрип кроватных пружин. Происходила какая-то серьезная активность, и сейчас он отказывался подпускать те отдаленные воспоминания о матери.

— Я готов, открывай глаза, когда услышишь воду.

У здравомыслия Гектора оставалось довольно сил, чтобы покончить с этим вздором, пока тот не зашел дальше, и он уже хотел найти для этого слова, когда Николас начал шипеть и дуть, изображая текучую воду. «А! Темза», — чуть было не сказал Гектор, но его прервала эволюция звуков. Они углубились, стали массивными и низкими. Настоящей водой. Звуками большой реки. Гектор открыл глаза — и она была перед ним. Широкий простор Темзы у Ламбета, но без множества стоящих там ныне зданий. Он сидел на облезлых клочках травы, спускавшихся к галечному пляжику. Там лежали вымытые кости животных и ракушки устриц. Он моргнул и тут оказался снова в комнате. Тогда крепко зажмурился и увидел, как движутся простыни на кровати. Кто-то прятался под ними и подражал волнам, качаясь взад-вперед. Снова открыл глаза — и вернулся на берег, глядел на воду. Снова закрыл — и увидел, как Николас поднимает руку над колыхающейся простыней, увидел, как он тянется. Открыл глаза — и увидел, как рука вырывается из волн. Там кто-то был, кто-то тонул. Он поискал вокруг помощи, но рядом никого не нашлось. Надо было что-то делать. Он позвал: «Плыви же, плыви!» Вскочил и кричал фигуре, отплевывавшейся от воды.

Гектор закрыл глаза — и увидел, как на скрипучей койке бешено играет Николас. Открыл — и увидел другого Николаса, бредущего к нему с вытянутыми руками, словно разыгрывая лунатика. Закрыл — и увидел простыню на полу, одним концом запутавшуюся в ногах ангела, пока тот ковылял вперед. Видение было ясным и четким — но что именно здесь видение? Не хотелось прерывать ни то ни другое. Хотелось расширить зрение и бороться против желания моргнуть. Глаза утруждались, и нервное моргание совершенно дезориентировало и пьянило.

Противоположные мерцающие реальности производили дерганое несвязное движение, напоминавшее бег панических фигурок в зоотропе. Картинки в вертящемся колесе.

Ползущий выбрался к нему из ила и отчаянно обнял. Гектор чуть не свалился со стула, пока Блейк помогал промокшему устоять на ногах.

— Видишь, Гектор, вот как все было, вот как я повстречал своего старика.

Николас улыбался от уха до уха, когда выдернул голову Гектора в единый мир. Смеялся, снимая с лодыжек спутанную простыню и возвращаясь на постель, где вытянулся в притворной усталости.

Гектор ничего не ответил, потому что голос все еще искал сообщение с мозгом — на удивление приятное ощущение. За исключением легкой дурноты, вызванной тем, что глаза побывали вратами-затворами между двумя мирами, это шокирующее событие встряхнуло разрядом необъяснимой радости, а вовсе не страха или опаски. Все прошло так быстро и ярко, что удивление не успело затопиться и замениться необычайным ужасом. Он побывал Блейком — или каким-то его призраком либо двойником. Его зрение отделилось и отправилось на сто тридцать три года назад, на встречу с недооформившимся Николасом. Иного объяснения быть не могло: это сон или некий вид гипноза. Он оглядел руки и одежду и ощутил разочарование из-за того, что они сухие, а не измазаны в грязи. Подивился новой своей способности переживать необъяснимое с такой легкостью и хотел распробовать еще. Вернуть вкус и заново увидеть то время и того человека.

— Можно опять туда попасть?

— Куда?

— В Ламбет, к Блейку, в то время.

Николас повернулся в кровати на бок и сказал:

— Но это будет новое отклонение, у тебя появится зависимость.

— Но я бы узнал намного больше. Я бы приобрел такое понимание, какого нет ни у одного…

— Зачем ты здесь, Гектор? — прервал его Николас голосом, который еще ни один из них не слышал.

— Потому что ты просил прийти.

— Нет, я не об этом. Зачем ты в Англии? — тон был совсем незнакомый, непривычный для этого места. В нем сквозили превосходство, самомнение.

— Я приехал по просьбе представителей своего правительства для встречи с тобой.

— Да, но почему ты согласился на их задание?

Этот вопрос он то и дело задавал себе сам, особенно в начале приключения. Он не ожидал услышать его вслух — особенно от создания, которое только что выкопал и с которым разделил умопомрачительный внетелесный опыт. А самое странное, что он не мог ответить на столь элементарный вопрос, не мог придумать уважительную причину. Все мотивы и оправдания, какие он приводил себе сам, бессмысленны для всех остальных. Сейчас он остался без слов — и без ваявших их лжи и иллюзий. Все, что приходило в голову, — ответить, что он приехал быть с ним, и Гектор сам знал, как слабо и жалко это звучит. Он раскрыл ладони и всплеснул руками, словно дирижируя всем тем, что не мог сказать. Ждал отклика на свое немое кукловодство, но так и не дождался, потому что Николас спал. Сомлел после уксусной резкости собственного вопроса. Гектор следил за редким дыханием и гадал, мог ли Николас видеть сны.