Шрифт:
— Или ты фигуру для балета бережёшь?
Амелия макает пельмень в сметану, погружая его полностью, так что мелкие капли попадают на стол. Я тут же хватаю салфетку, чтобы исправить неловкую ситуацию.
— Я не хожу на балет.
— Правда? — удивляется свёкор. — Как давно?
— С прошлой недели.
— Почему?
— Лев водит меня на шахматы. Там интереснее. У нас есть фигуры: слоны, ферзь, ладьи. И они сражаются, как настоящие рыцари.
Гончаров-старший выдавливает из себя улыбку, с грохотом ставя на стол бокал вина. Недавно Влад сообщил ему новость, что наша семейная жизнь с некоторых пор… изменилась. Я чувствовала, что должна извиниться лично, но, честно говоря, настолько устала перед всеми оправдываться, что предпочла прибегнуть к тактике страуса.
— Значит, тебе там нравится? — допытывается Николай Иванович.
— Да, — кивает дочь, потянувшись за салфеткой. — Лев говорит, что я уже лучше многих играю.
— Шахматы — это полезнее, чем планшет. Мне кажется, ты слишком много времени проводишь за ним. Знаешь, что зрение от этого портится?
Амелия пожимает плечами.
— У меня всё нормально.
— Пока да. Но если слишком долго смотреть в экран, зрение может не просто испортиться, а так ухудшиться, что ты будешь видеть всё размыто, как будто смотришь через грязное стекло. А потом, чтобы прочитать буквы в книжке или разглядеть, кто на улице идёт, тебе придётся надевать очки. Знаешь, какие? Большие и толстенные, как дно у бутылки.
— Хватит, — негромко, но настойчиво прошу, хлопнув ладонями по деревянной столешнице.
Телефон на диване начинает вибрировать, и я отвлекаюсь, чувствуя, как Влад сжимает мою руку в знак поддержки. Свёкра не нужно просить дважды, поэтому вскоре я чувствую вину за свою нервозность и несдержанность.
С ним даже Лиза почти не спорит. А я-то куда лезу?
Взглянув на экран и убедившись, что это Аслан, я сразу снимаю трубку и прижимаю телефон к уху. Из-за гула и музыки в зале мне сложно расслышать, что он говорит, поэтому я тороплю Ами, прошу прощения у остальных и встаю с места.
Звонкий цокот каблуков тонет во взрыве смеха за соседним столом.
Забрав из гардеробной пальто, я набрасываю его на плечи и толкаю тяжелую дверь, ведущую на улицу.
Как и говорила дочь — ветра нет. Ни сильного, ни слабого. Погода на удивление гладкая, тихая и умиротворяющая. Удивительно, как взрослые в суете дней не замечают таких мелочей, которые сразу подмечают дети.
Я повторно набираю номер, глядя на освещенную улицу вдоль набережной, где, несмотря на осеннюю прохладу, гуляет много людей. Мой взгляд замирает, когда среди многих я выделяю того, кому пытаюсь дозвониться.
Аслан сворачивает с каштановой аллеи, похлопывая себя ладонями по карманам куртки. Решительная походка, быстрый темп. Я сбрасываю вызов, позволяя себе спрятаться под навесом и открыто на него смотреть. На фигуру, движения. На напряжённые, слегка сгорбленные плечи. На выражение лица с тенью задумчивости.
До того, как наши глаза встречаются, я успеваю заметить, что густые волнистые волосы стали коротко острижены. Но эта стрижка Аслану тоже идёт, особенно на фоне небрежной щетины, подчёркивающей резкие линии его скул.
— Привет, — говорю, делая несколько шагов навстречу. — Извини, я не поняла, что ты говорил.
— Связь плохая — я тоже тебя не слышал, — разводит руками Аслан. — Привет.
— Ами пока занята ужином — нужно немного подождать.
— Не вопрос. Лишь бы поела.
Я разглаживаю невидимые складки на коротком платье с тонким цветочным узором, разрывая зрительный контакт и стараясь отвлечься.
С недавних пор наши встречи проходят в новом формате. Дважды в неделю Аслан забирает Амелию на половину дня, а потом возвращает домой. Чётко в срок. Но не могу сказать, что мне стало от этого легче: всё это время я сижу, как на иголках, не в силах отпустить контроль и отложить телефон.
Наверное, встречаться втроём было не настолько стрессово. Впрочем, мне не угодишь.
— Да, ты сам видел, что накормить её — довольно непростая задача, — полностью соглашаюсь, начиная загибать пальцы. — Из всего многообразного меню — устрицы, фуа-гра, мраморный стейк, тартар из тунца, равиоли с трюфельным соусом, карпаччо из лосося — Амелия, кто бы мог подумать, заказала пельмени.
— Умница. Мне кажется, самый разумный выбор.
— Эй, так говоришь, будто остальное — понты для снобов.
— Просто я бы и сам сейчас продал душу за пельмени. Фуа-гра и устрицы, честно говоря, до сих пор ни разу не пробовал.
Я смеюсь, запрокидывая голову. Изо рта вылетает облачко пара, смешиваясь с холодным воздухом.
— Наверное, я бы тоже продала. Не только за пельмени, но и за то, чтобы сбежать из ресторана, снять неудобные туфли и тугое платье.
Аслан осматривается по сторонам, положив ладони на металлическую ограду на летней площадке, а затем стреляет в меня прямым, пронизывающим взглядом, неожиданно сбивая с толку: