Шрифт:
Карина встречает меня на ступеньках, расхаживая от колонны к колонне. На высоких шпильках, в тёмно-синем платье с высоким разрезом. Подруга всегда за любой кипиш — особенно если это даёт ей повод сбежать из дома.
— Олег сначала упёрся и давил на жалость — мол, устал после работы, голодный, без сил, — рассказывает Каро, хватая меня под руку. — Вёл себя так, будто я не в театр иду, а отправляюсь в двухнедельный круиз с греческими красавчиками.
Мне сложно представить, как происходят договорённости между мужем и женой, когда у них общие дети, но у подруги явно талант вести дипломатические переговоры. Тут бы никто не устоял.
— И как тебе удалось его убедить?
— Предложила бартер. Сказала: ты отпускаешь меня в театр, а я без скандалов отпускаю тебя на картодром в эти выходные. Он бы всё равно пошёл — я не имею привычки что-либо запрещать, — но теперь Олег идёт с лёгким сердцем, а не под моё недовольное ворчание.
— Гениально, — качаю головой. — То есть ты просто продала ему свободу, которая у него и так была?
— Конечно. Он ещё с таким довольным видом заявил: «Вот это я понимаю — взрослые, здоровые отношения, малыш».
Смеясь и наспех снимая верхнюю одежду, мы проходим в холл и ищем гардеробную. Внутри людно, раздаётся ровный гул голосов, а по мрамору стучат каблуки. Мужчины в костюмах, женщины в элегантных платьях.
В этот момент, попадая в театральное пространство, ощущаешь особую магию — здесь всё кажется немного утончённее и изысканнее, чем в реальной жизни.
У меня хорошее настроение, несмотря на то, что голова до сих пор забита бумажной работой, из-за которой завтра придётся приезжать в прокуратуру с утра пораньше. Но это стоит любых жертв. Стоит того, чтобы на несколько часов вырваться из повседневной суеты и приобщиться к прекрасному.
Карина не умолкает ни на секунду, продолжая рассказывать семейные истории, а я бегло осматриваюсь по сторонам, пока не натыкаюсь на пристальный взгляд, из-за которого с первой секунды здесь захотелось почесаться.
Лёгкий прищур, кривоватая ухмылка. Костя стоит чуть поодаль, у окна, разговаривая с друзьями, которые когда-то были нашими общими. Слегка сутулый, но всё такой же спортивный. В чёрном пиджаке, с небрежно расстёгнутой верхней пуговицей рубашки.
Он обнимает за талию свою невесту — блондинку с безупречно уложенными локонами, серьёзным, но приятным лицом, в дорогом светлом наряде.
На её безымянном пальце сверкает кольцо, и мне кажется, его блеск режет глаза.
Я замираю, вцепившись пальцами в сумку, под настойчивый стук молоточков в ушах. Такое ощущение, будто меня окатывает ведром ледяной воды, смывая восторг и воодушевление и оставляя после себя лишь серые угольки, которые, даже если захочешь, уже не раздуешь.
Костя не кивает в знак приветствия, не взмахивает рукой, а просто отворачивается. Я чувствую, как внутри поднимается что-то острое и колючее. Не боль. Скорее… злость?
Злость на него — за демонстративную отчуждённость.
Злость на блондинку — за то, что она на моём месте.
И злость на себя — за то, что мне вообще не всё равно.
— Ты как? Нормально? — Карина бережно касается моего локтя.
Я отвожу взгляд и быстро киваю.
— Конечно.
— Насколько я помню, это ты приобщила Костика к театру, потому что этот качок, напичканный протеином, не знал даже разницы между балетом и мюзиклом, — фыркает подруга. — А теперь, смотри, стоит тут с важным видом, будто всегда был ценителем искусства. Ещё бы взял бокал вина и начал рассуждать о влиянии эпохи барокко.
— Рада быть полезной.
— Несмотря на то, что дивиденды с этого вложения получила явно не ты, я всегда считала, что Костик тебя недостоин.
— Я знаю. Спасибо, Каро.
Наши места расположены в одном из лучших секторов. Здесь отличный обзор и достаточно пространства, чтобы расслабиться и наслаждаться спектаклем. Тем более я планировала подметить пару интересных деталей, чтобы потом парировать Лексу.
Сцена залита мягким светом, минималистичные, но стильные декорации создают особую атмосферу. Слова льются плавно и красиво, радуя слух. Эстет во мне ликует, а брошенная девушка чувствует себя уязвлённой и обиженной, мечтая поскорее уйти.
Как только начинается антракт и загорается свет, я выскальзываю из зала и направляюсь в уборную вместе с Кариной.
Переосмыслить. Перевести дыхание. Просто постоять минуту в тишине и прогнать отголоски ностальгии, которые упрямо атакуют сознание. То, что мне удавалось избегать этого контакта несколько месяцев, не означает, что мы с бывшим никогда бы не пересеклись.
Я подхожу к раковине, опираюсь о холодный мрамор и смотрю на своё отражение.
Глаза блестят — то ли от напряжения, то ли от жары в помещении. Губы покраснели — даже без помады.