Шрифт:
Мужчины могли подкатить ко мне только раз. Зная мою фамилию. Зная, кто мой отец. Один раз – ударяясь о холодную вежливость и отточенную дистанцию.
«У меня нет списка критериев», – отвечает аноним.
«То есть тебе всё равно?»
«Красивая внешность — это плюс. Ты мне нравишься, Оливия. И это не изменится от того, какая у тебя форма губ, цвет волос или цвет глаз»
«У меня длинные светло-русые волосы и голубые глаза… Под левым глазом — две родинки. Форма губ достаточно полная, из-за чего многие, кто встречает меня впервые, думают, что там куча миллилитров гиалуронки. Что касается самого первого вопроса о том, что я предпочитаю в сексе, — затрудняюсь ответить, потому что последний раз у меня был больше полугода назад, и я уже забыла, что значит прикасаться к мужчине».
Сообщение улетает раньше, чем я успеваю обдумать его смысл.
Оно же не хвастливое? Не самоуверенное? Не... жалобное?
Чёрт.
Я планировала другой результат. Просто воссоздать более живую картинку в голове у Лекса.
Сам он представляется мне красивым, прямолинейным и смелым мужчиной.
Я хмурюсь, проводя указательным пальцем по стеклу. На языке лопаются пузырьки, щекоча нёбо и оставляя терпкое послевкусие. Когда я подношу бокал к губам, часть вина проливается на платье, оставляя на нём тёмное пятно, которое быстро растекается по ткани.
Я вздрагиваю и подхватываюсь с дивана, тихо чертыхаясь.
Тот жар, что сконцентрировался в моём животе, делает движения нервными и прерывистыми, лишая координации.
Сняв платье, я бросаю его на стул и иду за салфетками, но даже без ткани на теле мне не становится легче.
Телефон вибрирует на диване.
Сжимая салфетки в одной руке, я перевешиваюсь через спинку, чтобы посмотреть на экран.
«Хочу тебя»
«Увидеть»
Я читаю два сообщения, прилетающие подряд, не успев разблокировать экран.
Внутри всё перемешивается в хаотичный, пульсирующий коктейль из предвкушения, желания и адреналина. Как будто во мне что-то сорвалось с места и теперь крутится вихрем, выбивая почву из-под ног.
Единственное, чего мне хочется, — не разочароваться в образе мужчины, который в данный момент кажется мне почти… идеальным.
«Наше анонимное общение мне больше по душе», — набираю ответ дрожащими от волнения пальцами, повиснув на спинке дивана.
«Не вижу проблем. Мы можем соблюдать конфиденциальность и при встрече».
Если бы рядом со мной была Каро, она бы уже выхватила телефон и ответила вместо меня. Согласием, естественно. Но раз подруги рядом нет – я сама принимаю решения, которые после пяти лет отношений с Костей даются мне адски сложно.
«Никаких имён, данных и прочей личной информации?»
«Почему бы нет? Тебя устроит завтра?»
Сердце бешено колотится, дыхание сбивается. Я хочу, но в то же время трушу, потому что напрочь отвыкла общаться с мужчинами вне работы. Флиртовать и кокетничать — тем более.
Ощущение лёгкости от телефонной переписки в сети сменяется внутренним напряжением, от которого сводит мышцы. Приходится парировать самым слабым из возможных аргументов:
«Я ни разу тебя не видела. Вдруг ты страшный?»
Проходит несколько секунд, и на телефон падает вложение с фотографией, снятой в отражении зеркала.
Я уверена, что оно сделано в реальном времени — судя по компании мужчин на заднем фоне, расслабленной позе за столом, еде и алкоголю. И я мысленно соглашаюсь даже раньше, чем успеваю открыть и увеличить снимок. Потому что образ, который я нарисовала себе в голове, ничуть не уступает тому, что вижу.
Коротко стриженные светлые волосы, жёсткие черты лица, и густая щетина, подчёркивающая линию скул.
На нём безупречно сидящий костюм, выделяющий его высокий рост и спортивное телосложение, и рубашка без галстука с расстёгнутой верхней пуговицей. Манжет скрывает запястье, но на руке угадываются массивные часы.
Лекс выглядит именно так, как и пишет: мужественно, уверенно и сдержанно, без показной напыщенности.
Это дезориентирует. Вышибает из лёгких весь воздух. Потому что я до последнего не ожидала, что мой аноним настолько… в моём вкусе.
Спонтанная идея открыться этому мужчине перевешивает весь здравый смысл, который истошно вопит в подсознании.
Я сажусь на диван и фокусируюсь на зеркале шкафа, расположенном напротив. В этой квартире пусто – минимум уюта, мебели и декора, потому что все силы по обустройству были направлены на квартиру бывшего.
Включив камеру, я вижу в отражении шкафа себя: худощавая фигура, лихорадочный румянец на щеках и полупрозрачное бельё, не скрывающее грудь, а лишь подчёркивающее её очертания тонкой тканью, сквозь которую проступают ноющие соски.