Сердце разбухает до размеров Вселенной, когда он поднимает взгляд, встречается с моим — и подмигивает. Этого хватает, чтобы понять, что всё в порядке. Его настроение. Спокойствие. Внутренняя собранность. Всё говорит о том, что он пришёл не с конфликтом, а с миром.

Рассадка мест происходит, как в обычный день с семьёй: папа во главе, мама ближе к проходу, Ира с Гришей — там, где лучше обзор на детей. С одним небольшим отличием — я уже не одна.

Слева от меня, на деревянной скамейке, садится Саша. Он устраивается ближе, чем нужно, и наши бёдра плотно прижимаются. Простое прикосновение, греющее ярче солнца. Эта тесная близость, когда кожа почти чувствует его жар сквозь одежду и заставляет кровь в жилах пульсировать с непривычной силой.

Пока каждый из нас занят едой, я имею возможность ненадолго перевести дух.

Стол накрыт щедро — этого не отнять. Наша семья всегда была гостеприимной. Абсолютно всегда. Мясо, овощи, выпечка, домашние соленья. Десерты на любой вкус.

Пинки в моем животе становятся отчётливее, когда Ира откладывает столовые приборы и завязывает уже не нейтральный разговор, а достаточно основательный, чтобы воздух вокруг накалился.

— Александр, а расскажите что-нибудь о себе.

Отпив из стакана воду, Устинов откидывается назад и упирается спиной в скамейку. Я нахожу его руку под столом и сплетаю наши пальцы. Он чуть сжимает мою в ответ. Этого достаточно, чтобы за рёбрами стало тише.

— Я даже не знаю, что вам рассказать из того, чего вы ещё не знаете. Но я открыт к вопросам.

— На самом деле, я не знаю многого. Например, о вашей личной жизни до Оли. У вас были серьёзные отношения? Быть может, жена или дети?

— Да, я был женат. Четыре года. Детей у нас не было. Расстались без скандалов и по взаимному согласию.

Сестра кивает, слегка улыбаясь.

— Значит, в свои тридцать два вы успели получить жениться и развестись. А в какой период познакомились с бывшей супругой? Где-то в университете?

— Я не учился в университете. У меня только техникум. Так вышло, что на тот момент были немного другие приоритеты.

Я знаю, насколько резко и жёстко Саша умеет ставить людей на место, но я так благодарна ему за то, что он ведёт себя сдержаннее и бережнее. В первую очередь ради меня. И всё, что он делает, почему сидит в компании, в которой ему сложно, — тоже ради меня.

— Хорошо. А какие-нибудь плюсы будут? — выгибает бровь Ира.

— Плюс — это Оля, — бросает в ответ. — С ней всё не так безнадёжно, она уравновешивает мои минусы.

— Вы знаете, что вам с моей сестрой повезло?

— Безусловно. И я это очень ценю.

Повисает короткая пауза. Кто-то делает глоток сока, кто-то ковыряет вилкой в тарелке, но никто больше не лезет к Устинову с провокациями. Даже папа. По крайней мере, пока.

За грудной клеткой пылает. Это не значит, что я закрываю глаза на происходящее. Но и не значит, что когда-либо ещё позволю превратить непринуждённую беседу в допрос.

Оставшуюся часть дня мы проводим спокойно, негласно договорившись не заходить за красную линию. Это затишье — лучшее, что могло случиться сегодня.

Я помогаю маме убрать со стола, пока Макс с Сашей и мужем Иры играет в футбол, а она сама кормит проснувшегося Захарку, протестующего против еды.

Вид Устинова без футболки, с блестящей от пота кожей, перекатывающимися мышцами и мощью в каждом движении рождает во мне порыв немедленно уехать домой. Запереться с ним в нашей квартире, лечь рядом, переплести ноги и руки и ни на секунду не притворяться.

Впрочем, уехать быстро и с пустыми руками не получается — мама передаёт контейнеры с пирогами, салатом и курицей, а папа вручает пучок свежей мяты и зелёного лука с огорода за домом, выращенных собственноручно.

— Приезжайте к нам ещё, — говорит мама.

— Обязательно, — кивает Саша.

— Приезжайте почаще. Мы всегда рады вам, в любой день недели — хотя какие вы гости? Мы ведь уже почти одна семья.

Мама выпила домашнего вина, её щёки порозовели. Пожелания звучат искренне. Кажется, всё, чего ей сейчас хочется — чтобы между нами была гармония, несмотря на разницу в характере, привычках и воспитании.

Саша тащит пакеты к машине, загружая багажник. Прощание получается суматошным и натянутым — я поочерёдно целую родителей в щёки и забираюсь в разгорячённый салон.

Папа не уходит, оставаясь на крыльце, и протягивает Устинову руку для пожатия. Когда мама направляется в дом, я понимаю, что с того момента, как мы приехали, они впервые остаются один на один.

Наблюдая за ними, я затаиваю дыхание и ловлю себя на желании выйти и встать между ними. Это проверка на прочность. Для них обоих. И для меня. И я не знаю, чего опасаюсь больше — суровости папы или того, как может ответить Саша.

Чтобы отвлечься, я рывком открываю бардачок и лихорадочно ищу салфетки. Ладони — мокрые. В висках гулко барабанит пульс.