Кажется, я уже где-то это слышала, но всё равно понимающе киваю. Зачастую такие решения так и остаются словами. Люди годами говорят, что уйдут на пенсию, но продолжают работать, потому что боятся остановиться. Будто без дел перестанут существовать.

— Уходить буду постепенно, — объясняет Григорий Леонидович. — Закрою долги, подберу замену. Но, если честно, кроме тебя никого не вижу.

— А как же Степурин?

— Разве ты не слышала? — удивлённо поднимает брови. — Наверное, это как раз было, когда ты ушла в декрет. На него тогда подали жалобу. Фигурант оказался непростым, с серьёзными связями. Подняли всё досье, нашли, к чему прицепиться. Жалеть не стали — предложили уйти по собственному.

— Ох, надо же…

— Вот именно. А ты — человек с опытом, авторитетом, умом. Я был бы спокоен, зная, что ты вернёшься и всё возьмёшь под контроль.

Он говорит это так буднично, словно забыл, что ещё совсем недавно я вручала подозрение человеку, с которым теперь ношу одну фамилию.

Испытательный срок Саши прошёл без нарушений. Условное осуждение погашено. Юридически он чист, ведёт легальный бизнес. Теоретически — ничто не мешает мне вернуться в прокуратуру. Но…

— Подумай, Оль. Я не настаиваю. До весны ещё есть время. Просто... хочется знать, что оставляю всё в надёжных руках, — просит Григорий Леонидович, мельком оглядываясь на супругу. — Ладно... Мне, наверное, пора. Зина собиралась в кондитерскую на первом этаже — говорят, у них фантастический яблочный штрудель. Если будет шанс, обязательно попробуйте.

— Договорились.

Забрав Димку с площадки, мы идём в торговый центр — выбирать подарок для моего отца.

Мама, естественно, не дала ни единой подсказки, поэтому я полагаюсь на Сашу. Любимым зятем он так и не стал, но между ними установился своеобразный контакт. С подколами, вечными спорами и негласной борьбой за моё внимание. Но, похоже, обоих это вполне устраивает.

Купив электрошашлычницу, мы загружаем покупки и коляску в багажник, усаживаем Димку в автокресло и едем домой.

Всю дорогу я мысленно возвращаюсь к разговору с начальником. Не стану врать: приятно знать, что Степурин больше не у дел. Я стараюсь не злорадствовать, но внутри расправляются крылья.

Открыв телефон, я захожу в браузер — посмотреть, чем он занимается сейчас. После родов я полностью выпала из жизни: нянь не было, и вся моя вселенная сузилась до бутылочек, подгузников и прогулок. Новости, слухи, карьера — всё это отступило на второй план.

Оказалось, за это время изменилась не только я.

Судя по последним данным, Иван Владимирович Степурин теперь занимается адвокатской практикой в сфере уголовного права. Чтобы перейти из прокуратуры в адвокатуру, ему пришлось пройти переаттестацию и получить соответствующий допуск. Процедура несложная — скорее формальность. И, что любопытно, эта новость меня не расстраивает, а наоборот заводит. В голове щёлкает тумблер: если он справился, то я тем более смогу.

И даже лучше.

Мои перемены в настроении не ускользают от Саши.

Пока Димка увлечённо играет в вигваме, затаскивая туда очередную машинку из коллекции, которой его щедро пополняет Денис, муж подходит ко мне сзади — как раз в тот момент, когда я собираюсь разогреть ужин. Он трепетно отодвигает волосы на одно плечо и прижимается губами к моей шее.

— Расскажешь, о чём так громко думаешь?

Я откладываю приборы, упираюсь ладонями в кухонный гарнитур и прикрываю глаза, позволяя себе несколько секунд слабости.

Прерывистое дыхание обжигает затылок, мысли путаются. Устинов всегда действует на меня именно так. Без исключений.

— Григорий Леонидович предложил мне вернуться, — произношу, не оборачиваясь. — Начальником отдела.

— А ты? Хочешь?

— Не знаю.

Он делает короткую паузу, и я чувствую, как напрягся. Его руки ложатся на мою талию — легко, без нажима, но в этом прикосновении всё: любовь, принятие, поддержка. Абсолютно любого моего решения.

— Это из-за меня?

— Нет...

— С учётом того, что ты теперь замужем за бывшим фигурантом... Этичным это вряд ли назовёшь.

— Зато этот конфликт интересов оказался весьма продуктивным, — парирую. — А ты сам... хотел бы, чтобы я вернулась?

Колени слабеют, когда Саша чуть сильнее прижимает меня к себе. Тепло от его ладоней разливается по телу быстрее, чем я успеваю найти ответ.

— Я хочу, чтобы ты занималась тем, что делает тебя счастливой. Прокуратура — тоже хорошо. Я за.

— Как оказалось, меня многие вещи делают счастливой, — спокойно говорю. — Но давай честно, Устинов. Просто признайся, что тебе понравилось трахать меня в прокурорской форме.

— Что?

— Что? — переспрашиваю. — Разве нет?

Саша коротко смеётся, запрокидывает голову, а потом берёт меня за подбородок, заглядывая в глаза:

— Пиздец как. Но решать тебе. Хочешь — возвращайся в прокуратуру, хочешь — иди в адвокатуру. Я за любой движ. Организуем и взъебём несчастного Степурина, — воодушевляет Саша. — А если решишь, что пора в новый декрет — тем более. Только дай знать.