— Это хорошо, что смеёшься. Вижу, всё-таки головой ты прилично приложился. А что такого в глазах у американских грызунов, так ничего такого, если коксом не обдолбятся. Глаза так же бродят в разные стороны, сами по себе. — Он достал опять какие-то таблетки, сунул их мне в рот. — Глотай. — Дал фляжку. Я запил.

— А у Виктора, что с рукой?

— Нормально всё. Я ему шину наложил из подручных материалов. — У Виктора на самом деле вся рука была перебинтована. И по очертаниям было видно, что Стас использовал в виде фиксатора обрезки толстых веток. Он ещё раз критически оглядел меня. — Ты бы лучше руку себе сломал, чем головёнкой своей вУмной ударился.

— Спасибо, дружище, за пожелания сломать себе руку.

— А что такое, Глеб? Рука не нога, идти смог бы. Зато голова чистой была бы, без тумана в глазах.

— Она у меня и так чистая. Я вчера вечером душ принимал.

— Ладно, вставай. Нам сегодня долго пилить нужно. Оторваться, как можно дальше. За нами, спинным мозгом чую, гончие уже идут.

Первым пошёл Виктор. Стив отдал ему карту. Показал куда нужно двигаться. Я шёл вторым и замыкающим — Стив. Он постоянно нас подгонял. Постепенно монотонность ходьбы стала действовать отупляюще. Стал словно зомби. Идёшь, идёшь… Куда идёшь, без разницы. Главное идёшь. Небо потемнело. Пошёл дождь, постепенно усиливаясь. Грохнул гром и сверкнул разряд молнии. Гроза началась, машинально отметил я. Было абсолютно безразлично. Когда Стив объявил привал, я даже и не понял, продолжал двигаться вперёд. Стив меня остановил.

— Тппр, лошадка. Куда намылился? — Смотрел на него непонимающе. — Глеб, всё, пришли на сегодня. — Я огляделся. Мы стояли под большим кедром. Тут же увидел чей-то старый навес. Полуразвалившийся.

— Что, здесь будем?

— Конечно. Чем тебе не нравится? Почти президентский отель.

Я кивнул, скинул рюкзак. Стив начал суетиться. Притащил веток. Разжёг костёр. Как он умудрился во время дождя это сделать, не понимал, ведь всё мокрое! Хотя, надо отдать должное, здесь под густыми кронами деревьев, дождь не так сильно чувствовался. Всё же деревья брали на себя часть дождя.

Вскоре весело горел костёр, небольшой, но его хватало. Виктор сел, опёршись спиной на ствол кедра. Закрыл глаза. Ему было нелегко.

— Виктор, ты как? — Спросил его. Он посмотрел на меня.

— Нормально, шеф. Бывало и хуже.

Стив достал из моего рюкзака консервы. Часть вскрыл, остальные убрал назад. Дал мне и Виктору в руки кружки, плеснул туда коньяка из плоской фляжки.

— Ну что, парни?! Не всё так плохо!

— Ты так думаешь? — Спросил Стива.

— Конечно. Мы живы, а не погибли под пулями в вертушке и не сгорели в ней. Это раз. Сумели уйти от контрольной группы, которая шла зачистить нас. Это два. Идёт дождь, а значит все наши следы смоет. Это три. И четыре, у нас есть еда и коньяк! Одни сплошные плюсы и минимум минусов.

— Всё же огласи весь список, особенно минусов. — Усмехнулся я в ответ на спич своего телохранителя.

— Минус, это то, что у Виктора рука сломана. Но минус терпимый. Ты своей головёнкой приложился, фейс себе попортил, за это мне пистон вставят две очаровательные женщины, в этом я уверен. Причём пистон без вазелина, а это больно!

— Правда? Пистон? — Я засмеялся.

— Гарантированно!

— И кто же это такие смелые?

— Дарья Дмитриевна и Аврора Валентиновна. Это если к ним ещё Ксения Антоновна не присоединиться. Меня же поедом съедят. Как это так, цельный граф с кучей родословных предков себе носик поцарапал аристократический. — Мы все трое засмеялись. — Так что, друзья мои, — продолжил Стив, — есть повод накатить по пять капель, это то, что нам всем сейчас доктор прописал!

Да, коньяк — это самое то. В груди и в животе сразу потеплело. Стив придвинул нам раскрытые консервы. Тушёнка была разогрета прямо в банке на костре. На расстеленный кусок тряпки он разложил порезанный свежий огурец, три помидора, несколько яиц, сваренных вкрутую. Тут же на костре разогревалось мясо цыплёнка в собственном соку. От всего этого, вперемежку с дымом шёл одуряющий вкусный запах. Я понял, что не смотря ни на что, очень сильно проголодался. Мы ели с аппетитом. Глеб периодически подливал нам коньяк, шутили и я уже не обращал внимания на дождь. Тем более, он стал стихать. Ночь пришла как-то быстро, даже стремительно. Вокруг нас была тьма, хоть глаза выколи.

— В тайге ночь наступает всегда быстро. — Пояснил Стив. — Переходного периода в виде вечера практически нет. Он очень мал.

— Стив, а наш костёр не увидят в темноте? — спросил его.

— Не должны. Во-первых, он видишь, горит у нас в ложбинке. Во-вторых, по ночи никто в тайге не ходит, да ещё в дождь. Ноги переломать запросто можно.

Наконец мы наелись, коньяк был выпит, о чём нам сообщил Стив. Я расслабился. Хотелось дико спать.

— Глеб, давай спи. — Сказал Стас.

— А дежурить?

— Не надо. Я подежурю за всех, как самый здоровый. А вы отдыхайте.

Услышав это, я закрыл глаза и сразу провалился в сон… Мне снилась Аврора. Она мило улыбалась и держала на руках совсем маленького ребёнка, грудничка. Глядела на меня и целовала малыша. Вот к ней подошла Ксения. Тоже стала гладить ребёнка. Потом она забрала у Авроры дитя. Вдруг картинка сменилась, я лечу в вертолёте. Стив смотрит в иллюминатор. Потом поворачивается ко мне:

— Глеб, сейчас тебя убивать будут.

Удары пуль по корпусу вертолёта. Дым, машина начала резко снижаться. Я приготовился к удару… Опять резко сменилась картинка… Я за рулём своей машины. Спешу к своей жене на свидание. Очень спешу, так как соскучился по ней. В салоне играет музыка. Неожиданно музыка замолкает, и кто-то говорит голосом моего дяди Петра Николаевича; «Сейчас тебя, щенок, будут убивать. И на этот раз убьют…» Вижу как со второстепенной дороги на трассу выскакивает Камаз и врезается в бок моей машины, сминая метал в гармошку и разрывая его, словно бумагу… «Тихо. Глебушка, тихо. — Слышу ласковый женский голос. Сразу же узнаю его. Это Аврора. Но, почему-то вижу маму. Она говорит голосом моей жены и гладит меня по голове. — Ничего не бойся. Мама с тобой. Ты просто испугался темноты. Закрывай глазки. Мама тебе расскажет сказку и колыбельную споёт». — И я осознаю, что я ребёнок. Совсем ещё маленький. Мне четыре или пять лет. У меня горел в комнате ночник, и он потух. Перегорела лампочка и я остался в темноте. Я тогда сильно испугался. Мне казалось, что что-то страшное начало вылезать из-под моей кровати. В памяти всплыл давно забытый страх, настоящий ужас. Я хотел кричать, но не мог издать и звука, только открывал рот. Меня начала бить крупная дрожь и я не мог сдвинуться с места. И что-то страшное и тёмное, темнее ночной тьмы поднимается рядом с кроватью. Грудь мою стиснуло. Я даже дышать уже не мог, задыхался. Мама зашла случайно и по моим хрипам поняла, что что-то случилось. После той ночи, страх темноты не проходил долго. В моей комнате после этого, отец запретил выключать свет полностью. Там всегда горел ночник. И горничная должна была находиться рядом. Она сменяла мою маму, которая была со мной, пока я не засыпал. Она рассказывала мне сказки, добрые и хорошие, со счастливым концом. Пела колыбельные. И вот сейчас она вновь её пела, как в далёком детстве: