— Стас! — Услышал хрип. Михеич! — Живой?

— Живой! — Прохрипел в ответ. — А ты как?

— Плохо. Давай я на себя его потяну, выскальзывай. На раз-два. Готов?

— Готов.

— И, раз-два! — Крикнул старик и захрипел, рванув медведя. Я тоже рванулся, уперевшись в тушу что есть силы. Стало легче. Постепенно выполз из-под туши. Какое-то время лежал не двигаясь. Из носа у меня бежало, что-то теплое и солоноватое. Перевернулся на живот и встал на четвереньки. Руки подрагивали. Мать его. Хорошо поохотился, балбес. Красные капли капали на белый снег. Потом с трудом поднялся. Рядом с медвежьей тушей лежал Фрол. От его левой ноги с капканом тянулась цепь, закрепленная к толстому кедру. Подошёл к нему. Он был в сознании, только весь белый, как снег. Встал рядом с ним на колени.

— Фрол, я сейчас капкан разожму, ногу сумеешь вытащить?

— Попробую.

— Старик, бля. У меня сил почти нет. Не надо пробовать, надо вытащить. На второй рывок меня просто не хватит. А мне тебя ещё тащить.

— Я понял. Вытащу.

Осмотрел капкан. Ничего себе. Ногу егерю спасла лыжа. Она приняла на себя всю энергию удара. Лыжу сломало. А унты смягчили окончательно. Правда зубцы капкана пропороли унт и мышцы. Но ногу не отрубило. Это главное. Упёрся в челюсти капкана руками.

— Дед, давай на раз-два. Готов? — Он кивнул. — Раз-Два! — Надавил, что есть силы, разводя их в стороны. От натуги закричал. Они медленно разошлись. Фрол, схватившись за ногу двумя руками потащил её. Как только нога освободилась от капкана, я отпустил его. Раздался металлический лязг. Улёгся рядом с егерем. Оба тяжело дышали.

— Станислав. У тебя вся спина разорвана.

— Главное, что ноги с руками целые. Идти могу. Итого, у нас три целые лыжи. Сейчас смастрячу волокушу из них. Ляжешь на них я тебя потащу.

— Лучше сам на лыжи встань. Иди на кордон. Скажешь Степаниде с Алёнкой, они придут за мной.

— Сам придумал? Очень умно. — Поднялся, проверил ногу Михеича. Там был полный унт крови. Перетянул ему ногу выше колена.

— Пока я дойду. Пока тебя найдут, да пока дотащат, ты в лучшем случае ноги лишишься. А в худшем замерзнешь. Крови ты много потерял.

— Ты на себя посмотри. Ты после себя кровавый след оставляешь. Мне ногу перетянул, а спину кто тебе перетянет? Да и бинта нет. Скоро сам свалишься.

— Не свалюсь. Я двужильный. И похуже бывало. Я дойду. Обязательно дойду. Знаешь почему, старик?

— Почему?

Я засмеялся, корчась от боли, захрипел и закашлял. Сплюнул кровавую слюну.

— Чтобы ещё раз твою дочь увидеть. Хотя бы просто увидеть.

Фрол ничего не ответил. Кое-как скрепил три лыжи друг с дружкой. Снял с обоих карабинов ремни. Скрепил их узлом. Завязал один конец на лыже, которая была по середине волокуши. Уложил на неё егеря. Сунул ему оба карабина. Потом потянул. Пришлось идти, пробиваясь сквозь глубокий снег. Небо потемнело. Его затянуло тяжёлыми низкими тучами. Ветер стал усиливаться, неся снежную пелену. Мать её. Неужели пурга. В ней потеряемся, как два пальца об асфальт и замёрзнем. Это даже к бабке не ходи. На сколько меня ещё хватит? Пока ясно было, я знал в каком направлении держаться. Шёл упорно. Постепенно все мысли куда-то ушли. Мозг начал тормозить. Тело двигалось, как заведённый механизм. Фрола я уже не слышал. Похоже, старик отъехал в нирвану. Ему сейчас хорошо. С ним что ли прилечь, тоже уйти в нирвану, а то сил уже нет совсем… Это ветер сильный, что меня качает или земля качается? Наверное, земля качается. Блин, как на качелях. А куда я вообще иду? И зачем?.. Горы??? Почему горы? Я в тайге был. Стреляют. Горы эхом возвращают автоматную дробь. Ага, вот пулемёт заработал. Надо туда, там парни, я туда иду… Ветер, снег… Это не горы, тайга, а я всё бреду куда-то и волоку что-то. «Отец!» Кто кричит? Юлька моя? Доча, ты что здесь делаешь?.. Нет, Алёна. Ну вот глюки словил… Нет, это не глюки. Вот они обе, Степанида и Алёна. Я что дошёл?..

Они встретили нас на полпути к кордону. Вьюга всё усиливалась, переходя в буран. Как добрались до кордона я помнил плохо, урывками. В себя приходить начал уже в избе. Когда тепло добралось до моего нутра, отогревая меня. Фрола в дом затащили женщины. Я зашёл за ними, это помню. Алёнка бросилась ко мне. Но я покачал головой.

— Отцу помоги. У него с ногой плохо. А я сам справлюсь.

Скинул кое-как бушлат. Хороший был бушлат, арктический вариант. Но сейчас одни лохмотья. Снял сапоги. Тоже арктический вариант, очень тёплые и лёгкие. С теплом, в тело вернулась боль. Всё тело болело, корчилось от неё. А спина горела, словно бензин мне туда плеснули и подожгли. Сел на лавку. Мысли подтормаживали. Не знаю сколько так сидел, словно памятник. Не хотелось шевелиться, так как каждое движение отдавалось сильной болью. Вот напротив меня присела на корточки Алёнка. Глаза большие, как два озера.

— Стас, посмотри на меня. — Слышал её слова, словно сквозь толщу воды. Она взяла моё лицо в свои ладошки. Неожиданно они оказались сильными. — Стас, посмотри на меня. Давай встанем, хороший мой. Давай. Я тебя раздену. Тебе спину зашивать надо. Промыть раны твои. Перевязать. Вставай. — Встал с её помощью. Меня мощно штормило.

— Алён, водка есть?

— Есть. У батюшки самогон хороший. Мама делает, на травках настаивает.

— Давай самогон. — Опёрся двумя руками о стол. Она быстро метнулась, принесла большую бутыль, как в кино про гражданскую, когда самогон в таких вот бутылях держали. Поставила гранёный стакан. — Лей полный. — Налила. Дрожащей рукой взял его. Выпил весь. Посмотрел на девушку. — Ты шить сможешь? — Она кивнула. — Пошли…

Буран бушевал трое суток. По спутниковому телефону связались с большой землёй. Сообщили о происшедшем. Но вертушку выслать нам не могли. Не лётная погода. Но у егеря дома была полноценная аптечка. Было всё, что нужно. Так как в тайге всё что угодно могло случиться. Были даже гипсовые бинты, накладывать на перелом, что Алёнка отцу и сделала. Хотя потом сказала мне, что ощупывала ему ногу. Мышцы были капканом порваны, но кость вроде уцелела. Хотя могла быть трещина. Поэтому она перестраховалась. Да и рентгена у неё не было. И мне зашивала рваные раны, оставленные когтями шатуна. Потом перевязала мой торс туго бинтами. У меня всё тело было один сплошной синяк и кровоподтёк. В первую ночь спал как убитый. Сознание просто отключилось, когда Алёна перевязывала меня. Проснулся днём. За окном бушевала непогода. А рядом на постели сидела Алёнка. Я даже проснулся от того, что она гладила меня по щеке. Некоторое время смотрели с ней друг на друга. У неё в глазах стояли слёзы.