Но он, мессенджер этот, будет у меня в условном завтра, а нужен уже в безусловном сегодня, что попросту невозможно!

Однако же, сегодня я «в прямом эфире» делал невозможное возможным, впустив чужих в свое тело. Причем у меня теперь возникла убежденность, что если бы не горничная, вернувшая меня в реальность, то…я, возможно, лишился бы своего тела. У меня бы его украли.

Стоило лишь подумать об этом, как на меня обрушился поток мыслеобразов, полных гнева и оскорбленного достоинства.

— Но и без вас у меня ничего не получится… — произнес вслух я.

«Не получится…не получится…не получится». — вторили мне мыслеобразы, и всякая обида из них исчезла.

— … однако с вами нужно быть осторожным.

«Это неправда, что ты не знаешь как, ибо раз за разом…пускай и не всегда „буква в букву“…делала все это прежде уже не меньше сотни раз…а мы лишь самую чуточку тебе помогли». — из всей какофонии мыслеобразов я вычленил один единственный. Женский. Очень четкий, без «эха». И «озвучка» которого показалась мне такой знакомой.

— Не меньше сотни раз…

Я повторил это вслух, и подобная новость совершенно не воодушевила меня, ибо точно знал, что, во-первых, мыслеобраз этот — никакая не галлюцинация, а во-вторых, не лож.

— Не говори обо мне в женском роде. — велел я.

Все голоса в голове внезапно заткнулись. Все, кроме одного, хозяйка которого явственно рассмеялась.

«Почему это? Уж не потому ли, что ты считаешь себя Мазовецким Димой, мальчиком тридцати восьми лет, который принял „лекарство“ там, после чего здесь занял пустующее тело девочки-самоубийцы?». — поинтересовался голос, полный ехидства, хотя и не злого.

— А разве это не так? — вопросом на вопрос ответил я, подставляя лицо под капли воды.

«Не-а, не так». — ответил голос, поинтересовавшись затем. — «Хочешь, расскажу, как все случилось на самом деле?».

— Валяй.

«Душа Кайи вырвалась из тюрьмы своей плоти, а затем просто-напросто вернулась домой, так сказать, когда подошло время».

От этого голосового мыслеобраза меня, несмотря на то что нахожусь в душе, пробрал холодный пот.

— То есть, если верить тебе, получается… — начал было я, но недоговорил, ибо был перебит новым мыслеобразом.

«Да, Кайюшка, ты — этакий потусторонний кукушонок. Пользуясь терминологией того мира, твоя неприкаянная душа совершила рейдерский захват тела нерожденного мальчика, которого впоследствии назвали Мазовецким Димой, в первое мгновение его физического существования, рассеяв и уничтожив его собственную зарождающуюся душу. Он — твоя истинно первая жертва, хотя переживать об этом не следует, ибо не случись этого „рейдерского захвата“ и его мамашка сходила бы на аборт».

— Переживать не стану, ведь теперь-то этого я не могу, но… Смогу ли когда-нибудь вновь?

«Такая вероятность существует».

— Но это не так уж и важно.

«Верно».

— Если все так, как ты говоришь…

«Все так».

— … тогда почему, будучи в «шкуре» Дмитрия, я ничего не помнил об этой своей жизни?

«А почему вода может быть жидкостью, твердым телом или газом? Или почему фотон имеет свойства одномоментно и волны, и частицы? Таковы законы физики. Или метафизики, в случае с душой».

— Почему вы не сумели уберечь ее от попытки суицида? Не могли вступить в контакт до наркотика? Не захотели?

«Ты изначально не являлась „самой обычной российской школьницей“. Человеком самой обычной судьбы. Твое самоубийство здесь в этот раз было…заскриптованным событием. Да…пожалуй, это будет самым правильным определением. Вмешиваться до мы и не могли, и не имели права. Наше вмешательство, это тоже в некотором смысле заскриптованное событие этой реальности. Тебе было необходимо попасть туда, любым способом, и ты попала. Каждый раз попадаешь. Хотя и далеко не всегда также, как в этот раз».

— То есть, получается, что несмотря на сделанный выбор, я все равно двигаюсь от одного заскриптованного события, выражаясь твоими словами, к другому?

«Скрипт изменчив».

— Разве? Если своими действиями могу изменить заранее прописанный сценарий…

« Ты можешь. По крайней мере, у тебя имеется потенциал к тому, чтобы, оказавшись в точке условного оператора, твое да или нет изменили бы весь скрипт». — новый мыслеобраз не дал мне закончить мысль.