— Пора выполнить наш уговор! — повернулся я к Агамемнону, который стоял молча и смотрел на тело поверженного гиганта расширенными глазами. Он до сих пор не мог осознать произошедшего.

— Я верен данной клятве, — сказал, наконец, микенский владыка. — Отдайте ему троянцев и отзовите наших из города. Война закончилась.

— Да хрен тебе! — буркнул я и пошел вглубь своего строя, который волнами расступался передо мной. Никто даже похлопать по плечу меня не смел, как водилось в таких случаях. Воины смотрели с немым восхищением.

— Элим! — позвал я своего брата. — Отойдем!

— Да, царь! — склонил голову тот, с кем я пас отцовскую скотину все свое детство.

— Скачи в Дардан, — едва слышно произнес я. — Они уйдут на рассвете. Пусть Палинур к этому времени приведет сюда биремы. Пусть утопит всех. Чтобы ни одна сволочь не добралась домой.

— А добыча? — не понял Элим. — Корабли же будут полны добра!

— Плевать, — ответил я. — То добро нам все равно не получить.

— Все исполню по слову твоему, государь, — склонил тот курчавую голову.

* * *

Только сейчас, когда ахейцы заперлись в своем лагере, пакуя чемоданы, я взглянул на Трою свежим взглядом. Нижний город, лежащий чуть в стороне, почти не пострадал. Жечь его бессмысленно, он же каменный, а грабить в нем нечего. Лавочники, рыбаки и мастеровой люд снова потянутся в свои дома, как только ахейцы уйдут. Вон, на стенах, толпится троянская чернь и жадно вглядывается в панораму порта, от которого зависит их жизнь. Завтра утром из города вывалит целая толпа, которая будет занимать свои дома, ну или то, что от них осталось. Даже те жилища, что все-таки умудрились спалить, восстановить несложно. Камня вокруг полно, глины тоже. А дизайнерских изысков тут не знают. Многим и до войны охапка тростника заменяла мебель. Бабы налепят из глины горшков и сковородок, а мужики сложат очаг и починят кровлю. Единственная проблема — это двери. Но и она решаема. Плетеный из лозы щит подвешивается на веревках, как на качелях. Вот, собственно, и все. На первое время сойдет. Уже через неделю никто и не вспомнит, что здесь прошла война. Мертвых похоронят и оплачут, и жизнь пойдет своим чередом.

Верхний город пострадал сильнее. Кое-где, особенно у ворот, дома основательно обчистили, но, судя по лицам горожан, все свое добро они притащили в царский дворец, где я его и нашел. Мешками и корзинами был заставлен даже мегарон. Впрочем, его освобождали с такой скоростью, что я имел надежду провести вечер в относительном покое. Никто из купцов не планировал хранить здесь свой товар дольше необходимого.

Вечером, когда на побережье Вилусы упала пронзительно-черная темнота, в пустом мегароне, откуда вытащили все мешки до единого, собралось все невеликое семейство, жалкие остатки потомков легендарного Троса. Я, Анхис, царевич Гелен, Элим, который уже считался полноценным аристократом, прошедшим свою войну, и Антенор как первый министр и свояк Приама. Ах да! С нами ужинают Кассандра и Гекуба, как представители гарема покойного владыки. Царица сидит прямо, словно проглотив аршин, и смотрит в одну точку, с большим трудом выходя из оцепенения. Она лишилась нескольких сыновей и мужа, и это сломило даже ее. Немолодая, но все еще красивая женщина в один день превратилась в старуху. Щеки пробороздили морщины, а густая грива волос цвета соли и перца стала совсем седой. Тела ее родных сейчас обмывают рабыни, умащивают маслами и заворачивают в саваны. Она прямо отсюда пойдет прощаться с ними и просидит там до самого утра, воя и царапая свое лицо.

— Что ты будешь делать с городом, царь? — осторожно спросил Антенор. — У царя Париамы остался всего один сын…

— Гелен! — окликнул я шурина, и тот вздрогнул, едва не выронив из руки лепешку, которую только что макал в соль. — Ты хочешь быть царем? Будешь биться на колеснице, водить войска в походы?

— Нет, это не по мне, — уверенно ответил тот, за что удостоился презрительного взгляда собственной матери.

— Тогда вопрос решился сам собой, — любезно ответил я Антенору. — Если ты заметил, я уже сижу на том месте, где сидел царь Париама, да будет легким его путь в Подземный мир.

— Ты сам станешь царем? — задумался Антенор.

— Я стану царем, — кивнул я, — но править здесь не буду. Я уйду на юг.

— Но тогда кто будет править Вилусой? — изумился Антенор, да и Гекуба посмотрела на меня изумленно. Она-то явно полагала, что я вприпрыжку побегу делать опись ее имущества.

— Ты! — показал я на самого Антенора. — Ты примешь титул наместника. Я подчиню тебе Вилусу, Дарданию, Лемнос и Лесбос.

— Дарданию? — изумленно посмотрел на моего отца Антенор.

— Я уйду на запад, — спокойно ответил Анхис. — Там добрые земли. Я заберу их под свою руку. Мой сын Элим пойдет со мной.

— Но зачем тебе это? — ни Антенор, ни Гекуба не могли понять, что происходит. — Ты ведь и так царь! К чему тебе новые земли?

— Скоро сюда хлынет вал фракийцев, — ответил я за него. — Проливы узки, их можно переплыть на лодке. Война сгонит с мест тысячи людей. И ни Дардану, ни Трое в новой войне не устоять. Ахейцы пришли и ушли, а переселенцы из Фракии будут искать себе земли для новой жизни. Мне нужны хорошие кони и мулы. Много! Там, куда уйдет мой отец, лучшие травы и полноводные реки. Через пять лет мы создадим такое войско, что никакое вторжение будет не страшно. Конные патрули будут беречь наши берега. Ни одна лодка не причалит без моего позволения, и ни один человек не ступит на наши берега. Только так мы сможем спастись.

— Те конные лучники? — задумчиво произнес Антенор. — Да, если их будет много, это серьезная сила. Я сам смотрел со стены, как вы били ахейцев. Удивительно, как никто не додумался до этого раньше. Просто ведь.

— Что будет со мной, моими дочерями и внуками? — спросила вдруг Гекуба.

— Ничего не будет, — пожал я плечами. — Ни с тобой, ни с потомством царя Париамы и его сыновей. Никого не станут убивать или ссылать, если ты имела в виду это. Его дочерей и внучек, вошедших в положенный возраст, выдадут замуж за достойных людей. Но здесь они не останутся. Всех жен, дочерей, снох и внуков царя Париамы я заберу с собой.