Ах, не плыть, ах, не плыть кораблю, —

Сорван парус и в трюме вода, —

Я неверного друга люблю

Навсегда, навсегда.

Пахли руки смоленым канатом,

В левом ухе блестела серьга,

Говорил, что он будет мне братом,

Подарил жемчуга…

Отчего, отчего я не знала,

Что любви наступает конец?

Зашиваю я парус линялый, —

Ночью в море уходит отец…

Ах, не плыть, ах, не плыть кораблю,

Если сломаны мачты и руль, —

Я неверного друга люблю,

Но верну ль?

И не надо мне белых жемчужин, —

Я их завтра Мадонне отдам,

Я скажу Ей, что милый мне нужен,

Не подарки, а только он сам.

Я повешу Мадонне на свечи

И серебряный якорь и крест…

Только сердце сломалось в тот вечер,

Когда он мне сказал про отъезд…

Ах, не плыть, ах не плыть кораблю,

Если нет капитана на нем…

Я неверного друга люблю,

Но не быть нам вдвоем.

«И все нежней и все любовней…»

И все нежней и все любовней

Прикосновение руки…

Ты помнишь — в маленькой часовне

Мы покупали образки?

И шли дорожкою кленовой,

Шуршали красные листы,

И вот, не говоря ни слова.

Простили мы: и я и ты…

Пусть это утро станет гранью

Ненарушимою для нас…

Навстречу новому страданью

Не поднимай печальных глаз.

Здесь, на Земле, всё так иначе!

Но неизменна и близка

В твоей руке, всегда горячей,

Моя холодная рука…

3 октября 1922, Смоленское кладбище.

«Я знаю: нет того, что было…»

Я знаю: нет того, что было, —

Мы оба умерли тогда, —

И все ушедшие года

Лишь наша общая могила.

Есть только чудо воскресенья

И первой радостной любви —

Года пути, года паденья

Во имя нас благослови.

«Пусть все тебе!..»

Пусть все тебе!

Моих путей не надо.

Душа огонь, в котором только ты.

Средь обступившей темноты

Один лишь ты — мучительная радость.

В моей судьбе.

Ты, только ты.

Твоих воспоминаний

Я приняла мучительный рассказ,

Он для меня сверкающий алмаз —

И всех цветов прекрасней и желанней

Твои цветы.

«Не восходит месяц…»

Не восходит месяц,

Нет на небе звезд,

Кто же мне осветит

Потемневший мост?

Кто по шатким бревнам

Так переведет,

Чтоб не хрустнул черный

Под ногою лед?

Храм давно уж заперт,

Спят колокола, —

Если бы на паперть

Я взойти могла!