— А ну пошли, мелкая неблагодарная дрянь! Пошли, наказывать тебя будем!

И, схватив за руку маленькую девочку, которой только вчера исполнилось три годика, воспитательница потащила её по коридору.

Другие дети — в основном постарше — провожали её взглядами. Среди них были и насмешливые, и злые. И Лиза не понимала, за что они так её ненавидят?

Но в основном дети смотрели с сочувствием. В Комнате Наказаний бывали все из них. Или в качестве наказуемых, или…

— Фросенька, милая моя, пойдём со мной! — засюсюкала воспитательница. — Поможешь мне! Ты с маленькими хорошо ладишь!

…Или в качестве наказывающих.

«Фросенька» — Фроська Крылатова — пухлая, даже полная, девочка лет девяти, широко улыбнулась и гуськом засеменила за ними.

Лиза с мольбой вглядываясь в глаза девочки, надеясь увидеть там сострадание. Но увидела лишь сальный блеск.

— Три порции! — тихонько шепнула Фрося. — И не буду сильно колотить!

Лиза резко мотнула головой. К побоям она привыкла с первых лет. За всё. За то, что громко плачет. За то, что выдумывает про каких-то призраков. За то, что не выдумывает, а видит призраков. За того мальчшку…

А вот ещё день без еды она не сможет. Живот и так урчит как сумасшедший.

Вчера Фрося с подружками отобрали её еду. По случаю её дня рождения — именинник, мол, проставляется.

Лиза толком не поняла, как это работает и в чём смысл. Но раз старшие сказали, значит, наверное, так и есть.

Лицо Фроськи исказилось злобной жадностью. И, когда они оказались в Комнате Наказаний, девочка елейно просюсюкала:

— Госпожа воспитательница! А Лизка мне сейчас язык показывала! И даже плюнула!

Лиза уже хотела закричать, что это всё ложь… но тут же поняла, что это бесполезно. А когда на ней задрали футболочку и стали сечь тонкой «детской», как сказала Фроська, розгой — лишь покрепче сжала зубы.

И смотрела в один угол. Туда, где сидел мальчик. Тот самый, за которого её били сильнее всего в жизни.

— Зачем ты вернулась? — глухим эхом произнёс он. Слышала его лишь сама Лиза. — Неужели не получилось?

Он ведь призрак. Единственный из «наказуемых», кто всё-таки умер в этой комнате. Не выдержал избиений. Тогда прошлую воспитательницу… уволили.

Лиза не знала, что это значит, но в тайне всегда надеялась, что что-то страшное и мучительное.

А на её место взяли новую воспитательницу. Младшую сестру прежней. Говорят, стало лучше — теперь детей ТОЛЬКО секут розгами.

Господи, как же больно…

— Потему меня никто нилюбит?.. — спросила Лиза, когда её наконец закончили бить и оставили валяться тут, на грязной тряпке. — Я что, пьёклятая?!

Верно! Всё сходится! Она видит мёртвых, её никто не любит, она бедная. А воспитательница всегда учила, что бедность людям даётся за их грехи в прошлой жизни!

А Лиза, видимо, самая грешная грешница, раз такая совсем проклятая получилась!

— Почему никто? — глухо спросил мальчик. Н его спине даже в призрачном виде сияли полосы от розг. Он живёт здесь уже пятнадцать лет. Лиза не очень понимала, сколько это. Но точно больше, чем ей. — Тебя любят твои друзья в садике.

— Д… Дьюзья? Откуда ты знаес?

— О… Иногда детей здесь наказывают… тобой.

— Мной?! — девочка ужаснулась, хотя не смогла представить, а как это так. Но призрак объяснил.

— Воспитательница приводит сюда самых слабых и забитых детей, с раздавленной самооценкой. Приносит свой телевизор — и включает им ваше «шоу». У неё собраны куски записей именно с тобой. Их не очень много, но они есть.

— Но засем?!

— Издевается. — горько усмехнулся мальчик. — Говорит им, что вот ты, талантливая и умная девочка, а они — ничтожества и бездари. Что ты добилась успеха, а они никогда и ни за что не добьются. Что так и сгниют в этом доме.

Слёзы сами собой потекли из лизиных глаз. Даже упоминание слов воспитательницы о ней никак не тронуло.

Ведь, пока девочка жила в детдоме, О НЕЙ говорили то же самое, что теперь говорят об этих детях.

Воспитательнице просто нравится всех мучить! Именно сейчас, в этот момент, Лиза сделала для себя это чудовищное открытие. Глаза девочки широко распахнулись.

Слёзы на них высохли — Лиза так поразилась этой простой мысли, что перестала даже плакать.

— Что с тобой? — с искренним сочувствием спросил мальчик. — Болит?

— Боит. — кивнула в отве девочка. Спина действительно болела адски. — Но бойсе болит душа!