Шрифт:
Глаза Неоржи расширились от изумления, но он хорошенько не мог этого понять.
— Что? Что? — тихо бормотал он.
— Теперь мы, судьи, — продолжал Грох, пальцем ударяя себя в грудь, — мы рассматриваем дела, выслушиваем, взвешиваем и судим по совести… Но это, видите ли, им не нравится… Нет… Они велят судить на основании писаного закона.
Он язвительно рассмеялся.
— Но этого быть не может! — воскликнул возмущенный Неоржа.
— А король этого желает, потому что Сухвильк уговорил его, что так делается в других странах.
Горькая улыбка была на его устах.
— Эх! Эх! — добавил он, — берегитесь, господа дворяне! Берегитесь! Что с нами, судьями, приключилось сегодня, то случится завтра с вами. Бросят старые обычаи и растопчут их ногами и переделают это королевство по своему усмотрению, по образцу венгерского или чешского.
Неоржа от ужаса и возмущения молчал.
— Им мало того, что они нас, судей, придавят и сделают рабами закона, — жаловался Грох. — Они хотят все вверх дном перевернуть. Ведь какими здоровыми жилищами были наши деревянные дома… Эх! Король приказывает строить из камня… А жить меж каменных стен — это смерть! Он хочет нас погубить. Господь Бог дал соль для всех. Когда-то можно было ее получить в Величке каждому, сколько нужно было, а теперь!.. Эх! Завели счета, жиды отмечают каждую мерку и записывают в книги.
— А моих коней вон из Велички! — заикаясь, простонал огорченный Неоржа. — Вот оно… Вот что… Дворян и рыцарей, — начал он бормотать, — король обиж… Они ему не по вкусу… Он лишь расположен к хлопам и жидам… Этот Левко из Велички, эта скотина, рассказавшая о моих лошадях, — он арендует соляные копи, и все, что он скажет, то свято… Моего мужика, хитрого разбойника, король фамильярно хлопает по плечу… а мы? Что мы такое? Кто мы?
— Светопреставление? — произнес Грох, глядя на дно кубка, в котором ничего уж не осталось.
В это время в комнату вошел ксендз Марцин Баричка, простоявший несколько секунд у порога, не замеченный разговаривавшими.
Грох, относившийся к духовенству с большим уважением, поцеловал в руку прибывшего. Неоржа встал, уступив место гостю. Ксендз Баричка, бледный, с пасмурным, угрюмым лицом, уселся.
— Я слышу, что вы, господа, жалуетесь на его величество, — произнес он, качая головой.
Неоржа, разводя распухшими руками, обратился к нему с болезненным выражением лица.
— Вы слышали о том, что случилось с моими лошадьми в Величке? Что? Ведь это вопиющее дело! За это Господь должен его наказать!
Ксендз Баричка изумился.
— А какое же у вас право было их там держать! — спросил он.
— Право? — с возмущением воскликнул Неоржа. — Такое право, что испокон веков такие люди, как я… там кормили по две и по четыре… Дьявол не взял бы за это жида, да и с кормом ничего не случилось бы.
Ксендз Баричка покачал головой.
— Это еще не все, — подхватил хозяин. — Послушайте, о чем рассказывает Грох: волосы дыбом становятся.
Ксендз повернулся к судье.
— Ужасно! — произнес Грох. — Я слышал, что собираются писать новые законы.
Баричка улыбнулся.
Грох начал свои нарекания, все более и более увлекаясь, но на духовного слова его не произвели никакого впечатления, и он равнодушно слушал.
— Это еще не самое скверное из того, что делает король, — молвил он строгим голосом.
Оба собеседника замолчали. Лицо ксендза стало грустным.
— Он хотел иметь наследника, в этом не было ничего плохого, он сватался к этой чешке, которая вскоре умерла… В этом был перст Божий! Вскоре после этого король Ян и его сын сосватали ему Аделаиду Гессенскую… Долго ли он с нею жил? А что теперь делается?
Грох покачал головой.
— Эта немка, которая ему даже двух тысяч копеек в приданое не принесла, а вдобавок еще уродлива…
— Он ведь знал об этом и все-таки женился, — прервал ксендз.
— Я ее видел, — пробормотал Неоржа, — и хотя я короля не люблю, но я его не обвиняю. Она безобразна, не знает по-нашему ни слова, и говорят, что она не совсем нормальная…
— Однако, она его жена.
— За эту жену вам нечего так вступаться, — произнес Грох, — она ни в чем не терпит недостатка. Король питает к ней отвращение, и ее устроили в замке, в Жарновце, где она живет, как подобает королеве, но мужа не видит. Она уж больно уродлива…
Грох покачал головой.
— Он не мог с нею жить, — произнес Баричка, — хотя по церковному уставу он должен был… Потому что человек не рожден для роскоши. Он ее удалил… Пускай так… Но зачем же он ищет других женщин… И вводит людей в искушение и соблазн?
Эти слова, отчетливо и строго произнесенные ксендзом Баричкой, не нашли сочувствия и подтверждения в его слушателях, отнесшихся к ним так же, как Баричка раньше отнесся к жалобам на законы.
Неоржа и Грох опустили глаза. Они тоже не были без греха, а в те времена, когда людские страсти проявлялись с особенной силой, редко кто мог похвалиться праведной жизнью. Поэтому строгий суд ксендза Барички приняли с молчанием.