Вядух, не особенно состарившийся за это время, не хотел отказаться от хозяйства и предаться отдыху. Как человек рассудительный, он выстроил недалеко в лесу для сына и невестки отдельную хату, для того чтобы, как он выражался, бабы не грызлись друг с другом. Гарусьница, хотя и очень любила свою невестку, однако она сына еще больше любила и всегда находила, в чем упрекнуть молодца; поэтому гораздо лучше было, что они не всегда были вместе.

Прожитые годы не особенно отразились на Лексе. Он как и раньше ходил за плугом, принимался за молотьбу, когда нужно было, пробовал свои силы, стараясь не отвыкнуть от работы. Он лишь к старости стал более молчалив, но когда бывал в духе, то по-прежнему давал волю языку.

В 1347 году была ранняя весна, потому что уже во время поста, лишь только растаяли лед и снег, покрывавшие землю, Вядух начал готовиться к посеву. Он находился в сарае вместе с Вонжем, где осматривал плуг, соху, борону, заступы и разные другие, тогда бывшие в употреблении, хозяйственные приборы.

Вдруг он услышал на дворе возглас:

— Гей! Хозяин…

Вслед за этим раздался с порога хаты голос Гарусьницы:

— Куда же он делся? Только что он был тут. Лекса! Отзовись!

На этот зов крестьянин вышел из сарая, и взглянув на ворота, он увидел всадника, лица которого он не мог разглядеть.

Хотя солнце своими слабыми лучами согревало землю, однако было холодно, и голова прибывшего была закутана в капюшон, которые были тогда в большом употреблении в Европе и у нас. Любившие наряжаться для красоты носили их не с одной кистью, а с целым пучком.

Когда всадник повернулся лицом к хозяину, Вядух узнал в нем короля, хотя и сильно изменившегося. Он не лишился прежних красивых очертаний лица, ни его свежести, но на нем лежала печать грусти, тоски по счастью; он как бы тяготился жизнью, стал более серьезным, постарел и был грустен.

Он по-прежнему был ласков и по-человечески разговаривал с крестьянами, обращаясь с ними как с рыцарями или высшими должностными лицами, но видно было, что его тяготит бремя, которое он нес.

Вядух низко склонился перед ним, упав к его ногам.

Король прибыл с небольшой свитой в сопровождении своего неизменного спутника Кохана, охотников, нескольких собак; за ними везли соколов.

Казимир, казалось, колебался; сойти ли ему с лошади, затем, шепнув что-то Кохану, он оставил коня у ворот и, похлопав старика по плечу, направился вместе с ним к хате.

Гарусьница с радостью и с благоговением встретила короля; она была горда оказанной ей честью и счастлива тем, что такая высокая особа вторично посетила их дом.

Как заботливая хозяйка, она тотчас же начала готовить угощенье, но Казимир предупредил ее, что ничего есть не будет. У нее был старый мед, и она начала искушать им гостя; Казимир, не желая ее обидеть, со снисходительной улыбкой согласился, хотя и не был любителем этого напитка.

Вядух стоял перед королем, который внимательно его разглядывал.

— Ты даже не постарел за эти годы, — обратился он к нему.

— Потому что я и тогда уже был стар, — возразил Вядух веселым голосом. — У нас рассказывают об одном человеке, который, взяв теленка в руки в первый день его появления на свет Божий, носил его на руках и на второй и во все последующие дни ежедневно и впоследствии до того привык к тяжести, что мог поднять целого вола. Так и с нашим трудом и работой, милостивый пан. Если их не бросать, силы не уменьшаются и человек не слабеет. Если б я хоть на один день отдохнул, на следующий день меня одолела бы старость и немощь.

Король с грустью рассмеялся.

— Ты это умно придумал, — прошептал король.

— Я лишь повторил то, что от других слышал, — возразил крестьянин.

— Я охотно почерпну что-нибудь из этой премудрости, — прибавил Казимир.

Через секунду король, оглянувшись кругом, опираясь рукой о стол, обратился к мужику со следующими словами:

— А знаешь ли ты, старина, что тебя ждет?

Вядух отрицательно покачал головой.

— А я прибыл к тебе, чтобы попросить тебя об услуге…

Крестьянин поклонился.

— Прикажите, милостивый пане.

— И не маленькой, — добавил король, — но она мне нужна…

После некоторого молчания Казимир прибавил:

— Вы, вероятно, слышали, что я пригласил в Вислицу дворян на четвертой неделе великого поста. Им там объявят новые законы, которые будут введены не для одних лишь дворян и духовенства, но и для всего люда и для крестьян тоже.

Вядух улыбнулся с недоверием.

— Милостивый пане! — произнес он. — Я ежедневно наблюдаю одно и то же, когда кормлю лошадей и им приходится есть из общих яслей, наполненных кормом. Если бы человек за ними не смотрел бы, то старшие и сильнейшие все съели бы, не оставив ничего на долю слабых и маленьких. Так может случиться и с вашими «яслями», к которым, вероятно, нам даже не дадут протиснуться…