— Ну давай, красавчик, — бросаюсь вперёд.

Всё вокруг уже ожило. Пауки рычат, визжат, скрежещут. Но никто не мешает вожаку бежать на меня.

Так, не стоим! Прыжок в сторону, проворот корпуса — и я ухожу в скользящий подкат, плавно влетаю под брюхо огромной твари, ощущая, как по плечам и спине бьют клочья пыли и капли влаги, стекающие с потолка. Камень подо мной — гладкий, отполированный лапами тех, кто ползал здесь веками, и на нём я скольжу, как по льду.

Выпрямляя руку, перехватываю наваху обратным хватом и в следующую же секунду вбиваю её в брюхо твари, в темноту, плотную и упругую, как смола. Ткань разъезжается с тихим влажным звуком, будто нож врезался в мокрую кожу фрукта. Клинок входит не глубоко — слишком мелкий для такого гиганта, слишком скромный, чтобы быть летальным. Но не в этом цель.

Через лезвие, как по проводам, пропускаю пси-импульс — не один, конечно, а целую связку. Они входят в организм паука волнами, распространяются внутрь черноты, как вибрация по струне, пробираются вглубь, туда, где сердце тьмы, где трепещет нечто, напоминающее разум, пусть и примитивный, обёрнутый в животные инстинкты.

Рукоять дрожит у меня в руке — не от сопротивления, а от того, что резонирует, становится продолжением воли, катализатором вторжения. Я чувствую, как его сознание дергается, как паутина связей внутри головы вожака начинает трескаться, сдвигаться, перестраиваться. Он не ломается сразу — нет, он сопротивляется, судорожно, как зверь, которому вживили чужой импульс.

Но импульс сильнее.

Я ощущаю, как напряжение уходит. Как на долю секунды его разум становится моим полем — открытым, пульсирующим, зловещим, но подчинённым.

Всё! Теперь он — мой.

И в этот момент сзади начинают ползти остальные пауки. Видимо, почувствовали слабость вожака и захотели ей воспользоваться.

— Поставь своих на месте, — велю огромному пауку. — Покажи кто тут батя.

Вожак разворачивается надо мной и наносит удар передней лапой в морду ближайшего паука. Щелчок, сдавленный визг, хруст. Второго бьёт в бок, не раздумывая. Третий, тот, что был сзади, пятится, не дождавшись удара — и тут же остальные замедляют ход, прижимаются к стенам, замирают. Получить пиздюлей больше никто не хочет.

Ну да, вожак все еще в силе и наглядно это показал.

Я выкатываюсь из-под теневого гиганта и поднимаюсь, отряхиваю ладони, прохожу мимо него, не опасаясь ни одного движения. Подхожу к передней части туловища, касаюсь поверхности лапы. Не, высоко.

— Присядь что ли, а то отрастил жопу.

Вожак наклоняется, подставляет спину, поворачивает корпус под удобный угол, как дрессированное животное. Лапы срабатывают как лестница, скользят вниз и тут же возвращаются обратно, поднимая меня, выстраивая путь к вершине. Я забираюсь, устраиваюсь на черном туловище.

— Назову тебя Магнитик, — решаю. — Поехали за сударынями.

Лабиринт Первозданной Тьмы, Остров Некромантов

Гюрза наблюдала за тем, как Данила возился с этим бородатым психом, которого… ну, по-другому и не скажешь — буквально вытащил с того света. Леди одного не понимала — нахрена? Тот оказался ещё и королём Острова, но яснее от этого не стало.

Теперь тот стоял, растерянно озирался по сторонам глазами круглыми, почти детскими — и вдруг, раскатистым басом, невинно спросил:

— Тётя, а дядя ведь вернётся?

Гюрза чуть не поперхнулась.

— Охренел, что ли? Какая я тебе тётя! Я — молодая, красивая девушка! — возмутилась леди. — И зовут меня леди Гюрза!

Бородач виновато опустил глаза.

— Прости, тётя… ой, леди Гюрза.

Странное путешествие. Но ещё страннее то, что она сама не чувствовала сожаления. Ни о Лабиринте, ни о безумцах, ни о пауках, ни о Тьме. Ни о том, что оказалась здесь, в этом кошмаре, рядом с Данилой. Она не жалела о том прыжке в Молодильном Саду.

Данила — спокойный, собранный, сосредоточенный. Но никогда не сдавшийся. Никогда не позволявший страху застыть в глазах надолго. И по какой-то причине… рядом с ним становилось спокойно. Тихо. Надёжно.

И вдруг она поняла: неважно, выберутся они завтра, послезавтра или через неделю. Она знала, что они выберутся. Потому что Данила — не тот, кто ломается. Не тот, кто опускает руки.

Может, менталисты и телепаты действительно не одно и то же. Возможно, в этом и есть разница — в их характере.

Доносится топот, далёкий, глухой, как раскаты подземного грома.

Потом — всё ближе. Несётся явно полчище пауков.

Гюрза вскинулась. Леди формирует в руке пси-клинок, чтобы метнуть. Дышит медленно, контролирует пульс. Всё, как учили. Возможно, битва будет последней, но Гюрза не ступит и сделает всё, что в её силах.

И тут её взгляд падает на Змейку.

Хищница сидит и не двигается. Просто зевает, лениво прикрывая рот когтистой ладонью.

Гюрза моргает в непонимании.