И на этом всё.

Я мысленно кидаю команду мертвецам:

— Топайте прочь.

Мертвецы разворачиваются и покорно исчезают в глубину туннеля. Гюрзу явно поразило, что я ещё и некромантию использую, хотя, постойте, нет, кажется, она не поняла, что случилось.

— Данила, почему они натравили умертвий друг на друга? — в раздумьях спрашивает леди-дроу.

— Обезумили в темноте и не соображают, — пожимаю плечами.

Леди Гюрза, конечно, милая и ради меня бросилась под пулю на празднике, но лучше сохранить побольше козырей в тайне от Змеиного рода.

А тот бородач всё так же сидит. Только теперь водит туда-сюда белёсые, ослепшие глаза из стороны в сторону. Змейка уже получила приказ его не трогать, потому отходит в сторонку вытереть когти об стену. Сейчас замечаю, что у него нога сочится кровью. Потому, видимо, здоровяк и не боролся — решил что раз ходить не могу то и сдамся судьбе.

Гюрза смотрит на безумного бородача брезгливо:

— А этого почему не добьёшь, Данила?

— А я детей не убиваю, — замечаю.

Гюрза вскидывает правую бровь и недоумённо смотрит на того, кто сидит в пыли лабиринта. Массивный, бородатый, под два метра ростом. Грудь в шрамах и рубцах, пальцы обкусанные до крови, ногти обломанные, глаза стеклянные.

— Я бы не сказала, что он ребёнок, — замечает она.

— Он попал сюда в детсадовском возрасте, — поясняю. — И, учитывая, что всё это время он сидел в темноте и был занят одним лишь выживанием, то и сознание у него — как у ребёнка.

Дело в том, что я уже иду по его памяти. Приятного мало, ух как мало. Сплошные завалы боли и ужаса. Хотелось бы уже бросить, но раз взялся — то надо досмотреть, да и интуиция настойчиво подсказывает быть последовательным. Всё же прослеживаю то, что спрятано за годами, проведёнными в Лабиринте. Чай не маленький, психика у меня крепкая.

— А ещё он законный король Острова Некромантии, — добавляю между делом.

Гюрза округляет глаза:

— Ты серьёзно?

— Хочешь — сама посмотри, — киваю. — Сомнений нет.

Она тут же морщится:

— Нет уж. Не хочу влезать в головы этим психам, — она передёргивает плечами от отвращения, — они живьём ели друг друга, Данила… И вообще — чёрт-те что тут творится.

— Разумно, — соглашаюсь.

Правда, если не уверен — лучше не соваться. В Академии, кстати, рассказывали о юных неопытных телепатах, которые по глупости заглядывали в головы маньякам или жертвам канцлагерей, ну а потом сходили с ума, насмотревшись всякого.

Думаю, у Гюрзы-то уж психика крепкая, она на опыте, но не видит смысла рыться в кромешной тьме без причины.

Безумец всё ещё сидит и что-то тихо бормочет себе под нос.

— А как король Острова здесь оказался? — всё же спрашивает Гюрза из любопытства.

— Его закинули в Лабиринт ещё ребёнком, — отвечаю. — Узурпатор, что захватил трон, решил помучить законного наследника по полной программе. Я хочу ему помочь. Это займёт час.

— Тут всё равно нет времени, — вздыхает Гюрза. — А зачем тебе это надо, Данила?

— Есть причины, — коротко бросаю.

Она кивает.

— Хорошо, как скажешь.

Чтобы девушка не стояла на ногах, «включаю» легионера-каменщика и формирую гранитную лавку — простую плиту на двух камнях. Леди, улыбнувшись благодарно, садится, откинувшись на стену. Змейка устраивается рядом и кладёт голову ей на колени. Леди растерянно гладит её по змеям-волосам. Обе засыпают почти сразу. Устали сударыни шататься по подземелью, понятно.

А я сажусь на корточках перед безумцем. Работы предстоит море, но лучше не думать об этом, а просто делать.

— Ну что, дружок, давай займёмся тобой.

Сначала лечу геномантией ногу — просто наращиваю поврежденные мышцы, а кость вполне себе целая. Затем больше часа ковыряюсь в его разуме, медленно, щепетильно, прослаивая чужую боль, как археолог, разбирающий заваленный гнилью катакомбы, где каждый слой страшнее предыдущего: мрак сливается с безумием, безумие наслаивается на фантомные голоса, за ними — чужие тени, фальшивые лица, изуродованные обрывки воспоминаний, вперемешку с проклятиями, самовнушением, иллюзиями и зацикленными кошмарами, в которых он варился годами, — всё слиплось в одно месиво, в плотную кашу из страха и боли, как будто по его сознанию не просто прошёлся ад, а остался жить в нём, раскидав всё и не потрудившись разровнять.

Почти сразу становится ясно: эту свалку нужно вывозить из головы парнишки.

Я стираю — слой за слоем, медленно, аккуратно, почти всё, что превратило его в это: в обломок, в скрюченную куклу с потёкшим нутром. Оставляю лишь понимание того, через что он прошёл.

Полностью восстановить старую личность невозможно. Она, как зеркало, сброшенное с восьмого этажа, — осколки разлетелись слишком далеко.

Поэтому я просто создаю новую, стирая пережитые кошмары и связывая между собой то, что ещё можно спасти из его памяти.