— Действительно, — хмыкнул я. — Так значит всё в порядке? Нашлась беглянка? Даже в школу пошла!

К этому времени подоспел и отец Насти — крупный и по самые брови заросший бородой мужик лет сорока пяти. Который, к счастью, в беседу влезать не стал, положившись на своего покровителя. И тот не подкачал.

— Послушайте, Роман Александрович, буду с вами откровенен, — после мимолётной улыбки сообщил он. — Мне вся эта история совсем не нравится, но я, как и вы, связан договорными обязательствами. Грош цена будет вассальным договорам, если мы, дворяне, не сможем гарантировать их исполнения. Вы ведь со мной согласны?

— Полностью, Фёдор Андреевич. Но как вы верно заметили, руки у меня связаны так же, как и у вас.

— В таком случае я предложил бы для начала дать родственникам ещё раз поговорить. И разрешить дело миром. Если им удастся это сделать, то в нашем дальнейшем участии не будет никакой нужды.

Стелил он, конечно, гладко. Весь такой изысканный, вежливый до приторности и любезный. Опустим тот факт, что если бы меня здесь не было, Настасью Филипповну тупо запихали бы в отцовскую машину и увезли. Но раз уж на сцене оказался граф, то пришлось начинать с дипломатии.

А по существу Дерябин был прав. Ни мне, ни ему эти разборки никуда не упирались. Я не хотел огласки, он — задираться на куда более знатный и древний род. Поэтому я кивнул согласно и сделал шаг в сторону, открывая одноклассницу. С секундной задержкой этот манёвр повторил и Дерябин.

Отец и дочь оказались ровно напротив друг друга.

Старший Строев честно пытался. Прогудел миролюбиво:

— Настя…

Но та не дала ему закончить. Только он рот открыл и произнёс её имя, как подруга выпалила на одном дыхании.

— Я буду наложницей Брюса, ясно! И замуж за Лёшку не пойду!

Вот чёрт! Что ж она такая безбашенная-то! Ладно отец её, да барон Дерябин — тут же других свидетелей полно! Теперь слухи по школе будут гулять не один день! Строева спит с Брюсом! Сбежала к нему из отцовского дома!

Эх, знали бы они, как на самом деле обстояли дела…

Ситуация — врагу не пожелаешь! Когда больше всего хочется закричать: «Да она просто так сказала! Не всерьёз! Я сейчас всё объясню!» Но ты не можешь так поступить. Потому что ты, мать его, граф, и оправдываться для тебя равносильно самоубийству. Политическому.

Да, необдуманные слова произнёс твой вассал, а не ты сам. Да, она молодая и глупая девчонка! А ты тогда кто — дворянин с вереницей предков за спиной или погулять вышел? Думай в следующий раз, кого клятвой связывать!

Так что мне осталось только сделать морду кирпичом, пожать плечами и с лёгкой, немного виноватой, улыбкой, сообщить Дерябину.

— Ну вы же видите, как обстоят дела, Фёдор Андреевич?..

Мол, сделал что мог. Кто может — пусть сделает больше. И вот это всё.

Барон Дерябин изобразил на лице понимание.

— Конечно, Роман Александрович.

И тоже — ни капли гнева или разочарования. И уж тем более спеси, в которой его Настя заочно обвиняла.

А вот отец Настасьи Филипповны, купец Строев, стоял, как оплёванный. Рот то открывал, то закрывал, а слова ни одного так и не вымолвил. Шокировало его сообщение дочери, нечего сказать. Да ещё и неприятно, должно быть, когда из разговора исключают, будто ты не человек, а предмет. Но тут уж я ничего поделать не мог. Сам, умник, притащил сюда своего покровителя из дворян, сам вывел встречу на этот уровень. Так что пущай терпит

— Уроки, — напомнила лиса, всё это время наблюдавшая за сценой с небольшого отдаления. — Три минуты.

— Простите, господа, но нам пора! — тут же подорвался я и потащил за собой Настю. Повод железобетонный, я хоть и граф, но школьник.

— Был рад знакомству! — Дерябин протянул руку. — Надеюсь, никаких обид?

— Что вы, Фёдор Андреевич, — уже на бегу я ответил на рукопожатие. — Взаимно!

Причём, последнюю фразу искренне сказал. Барон мне понравился. Сам по себе приятный человек, несмотря на слащавую внешность, и даже в такой ситуации смог сохранить достоинство и не полезть в бутылку. А Строева про его род говорила, мол, заносчивые всё. Ну, не знаю, не знаю.

С Настей говорить не хотелось. Ни сейчас, ни после уроков. Больше всего хотелось девчонку придушить. А ещё лучше — отправить её обратно к отцу, и пусть своему суженому хоть женой, хоть наложницей становится. Тоже мне — переговорщика! Надо же ляпнуть такое, да ещё и при совершенно левых свидетелях! Отрезать пути к отступлению!

«А в самом деле, почему бы и нет? — мелькнула такая мысль в финале размышлений. — Может это и выход? Она меня откровенно подставила, сказала то, что не являлось моим решением, но выдав свои слова за него. Это можно рассматривать, как нарушение вассального договора. Который даёт мне право расторгнуть его в одностороннем порядке. Даже свинячить не буду — отдам ссуду с процентами, чай не зверь! И пусть делает что хочет!»