Но Пашку интересовало не это. По хер на закрепление! В конце концов, хотя бы сейчас наверняка эта долбанная игруха принесёт пользу!

Он зажал сперва нижнее, самое ужасное, намеренье и быстро выбрал в меню «удалить».

Вскинул глаза на Лосева. Тот уже встал в полный рост и приглядывался к новому валуну, расшатывая его ногой, чтобы вырвать из тисков травы.

«Надо сносить про камни и всё остальное!» — быстро спохватился Пашка и опустил взгляд на экран.

А потом в лёгких стремительно закончился воздух, потому что там, под грязными разводами, пестрела рамка незнакомого, никогда раньше невиданного уведомления:

«Ошибка! Операция не может быть проведена!»

— Какого хера?! — ахнул Пашка и попытался снести предпоследнее желание — с тем же результатом.

Что за на фиг?! Это мокрый телефон глючит, что ли?! Вода не туда попала?! Но оно же нажимается, только сбоку кнопки не аллё!

Курсивное желание Лосева переменилось на «зевнуть», Пашка попробовал клацнуть его. И оно, сука, с успехом удалилось! Как обычно, как было всегда и у всех. Но важное продолжало ерепениться. Выдавало ошибку раз за разом! Это не из-за влаги! Это какая-то лютая дичь!

Разинувший рот Соколов-младший разглядел под грязью на дисплее крошечную букву «i» в кружке в углу всё всплывающего и всплывающего сообщения об ошибке.

Панически — Лосев почти нагрузил рюкзак под завязку — ткнул туда.

'Уважаемый пользователь! Базовые черты характера, заложенные в человека от рождения и являющиеся отражением качеств души, а не следствием жизненного опыта, а также продиктованные такими чертами желания, цели etc, не могут быть отредактированы через приложение.

Приносим свои извинения за доставленные неудобства.

Спасибо, что пользуетесь «Дополненной реальностью!»

Что? Что?! Какого ёбаного хера?!

— Андрей Витальевич! — Пашка, хлюпая ногой в одном носке по грязи, побежал к Лосеву. — Пожалуйста! Я вас очень прошу! Не оставляйте меня одного! Не делайте такое из-за меня!!!

— Павел, ну что вы! — с очень серьёзным лицом встал ему навстречу старый бездомный. — На вас отнюдь нет никакой повинности в моём решении! А на просьбу вашу отозваться я, увы, не смогу в сложившихся обстоятельствах. Но потому лишь, что никоя моя помощь на деле вам ни к чему, а вот Агнии Ауэзовне будет весьма кстати. — Лосев немного нахмурился, пристально посмотрел в перемазанную болотной грязью Пашкину рожу, а потом добавил внушительно: — И попросить мне вас надобно. Дело я замыслил не самое простецкое и уж точно не из приятных. Возвращайтесь в город, Павел. Тут компания — она ни к чему. Ни вам оттого проще не станет, ни мне. Я, может, впервые за пару десятков лет на настоящее решение отважился, невзирая на все свои страхи. Порадуйтесь за меня. Всё ж таки жизнь земная дана человеку именно для того, чтобы решения принимать.

— Не такие!

— Всякие, Павел. Давайте расстанемся друзьями.

И он снова пожал Пашкину руку, а потом вернулся к своему кошмарному занятию: положил в раструб рюкзака последний валун, потом затянул тесёмки и с усилием пристегнул на карабин верхнюю крышку. Сел на землю и надел лямки на плечи. Затянул ремешки. А поднялся с превеликим трудом, сгорбившись вперёд, как та старуха из сказочных мультиков.

— Не ходите за мной, Павел, — сказал Лосев на прощание. И прибавил вдруг просительно, почти умоляюще: — Пожалуйста.

Волна отчаяния прибила младшего Соколова к гнилой земле. Он заворожённо смотрел, как медленно и неотвратимо удаляется навьюченная своей кошмарной ношей фигурка бездомного, пробуя почву перед собой прежде, чем сделать очередной шаг. Где-то там, впереди, он отметил какое-то жуткое глубокое место в топи.

Он…

Пашка не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни сглотнуть. Комары-мутанты радостно облепили его рожу, шею, локти с предплечьями и голые лодыжки. Не может быть. Так не будет. В это он отказывался поверить даже больше, чем в то, что продал душу дьяволу, или в то, что на его кровати сидел натуральный демонище, с рогами и хвостом.

Этого не может быть.

Пашка почувствовал, как по правой щеке катится одинокая крупная слеза.

Он не плакал ни разу с третьего класса, когда утрата булки с повидлом лишила младшего Соколова школьного авторитета навсегда. С тех пор слёзы словно бы испарились вообще из Пашкиного организма, что было нормой, ведь он — пацан. Ему не приходило в голову плакать.

А теперь он толком и не понял, что это происходит. Даже не утёр следующую, покатившуюся за первой, слезу.

Лосева перестало быть видно, хотя хруст веток ещё различался через жужжание мошкары.

Горло отказывалось делать глотательные движения. Казалось, что в нём что-то застряло.

Пашка очнулся, когда очередной оголтелый комарище забрался прямо в ноздрю. Оглушительно чихнул. Тряхнул башкой, безумно, затравленно оглядывая опустевшую поляну и следы работы Лосева около горки покрытых мхом камней.

А потом развернулся и панически понёсся, шлёпая мокрым носком по вязким лужам, прочь, не разбирая пути.