— Итальянский, французский, английский? — перебирал я языки, но те лишь низко кланялись.

— Сеньор! Сеньор, — оттуда-то из-за шатров выбежал хорошо одетый человек и подбежал к нам, — я хозяин этого раба, что вас интересует?

Заговорил он со мной на неплохом кастильском.

— Почему эти люди избивают христианина? Где его крестик? — показал я на негра, который сидя на земле, снова перекрестился, сложив руки в молитвенном жесте.

Хозяин, увидев его жесты, поморщился.

— Проклятый священник, испортил мне раба! — прошипел он, изрыгая ругательства в сторону неизвестного мне служителя церкви.

— Сеньор, его сиятельство задал вам вопрос, — сквозь зубы процедил сеньор Аймоне, кладя руки на пояс, где висели меч и кинжал.

Услышав мой титул, хозяин рабов стал кланяться мне ещё ниже.

— Он из новой партии, ваше сиятельство, — залепетал тот испуганно, — прибыл неделю назад, но поскольку на корабль попросился вернуться на родину священник, а я идиот согласился, то теперь пожинаю результаты своей доброты. Он некоторых крестил и теперь я не могу их продать, а едят они в три горла.

— Они — это кто? — поинтересовался я.

На что хозяин показал на сидящих в крайнем загоне троих мужчин, и двух женщин.

— Все христиане? — утонил я, на что он кивнул.

— Сколько стоят?

— Все? — его глаза тут же алчно блеснули.

— Все, — кивнул я, показывая на своего управляющего, — сеньор Альваро, поторгуйтесь с хозяином этих рабов, выкупите их и сразу оформите им вольную. Побудут пока у нас в качестве слуг, пока не поймём, что делать с ними дальше, а то боюсь господь не простит нас, если мы будем оставлять своих братьев по вере в горе и беде.

Управляющий с восхищением посмотрев на меня, ушёл торговаться, а госпитальер уважительно посмотрел на меня.

— Не устаю удивляться вам, сеньор Иньиго, — покачал он головой, — поступок настоящего христианина.

Я перекрестился, но тут негр явно что-то услышал из разговора надсмотрщиков, вскинул голову и пополз к нам на коленях, умоляюще сложив руки.

— Он явно что-то хочет, — показал я на него пальцем.

— Пойду позову хозяина, этот раб не говорит ни на каком понятном языке, сеньор Иньиго, — сразу вызвался помочь сеньор Аймоне и пошёл к ожесточённо торгующимся мужчинам, и вскоре вернулся с негром, одетым в цивильное европейское платье и посматривающий на обнажённых собратьев свысока. Подойдя к нам, он первым делом поклонился мне, затем сквозь губу что-то бросил тому негру, что сидел на коленях, и перевёл мне его ответ на латыни.

— Это животное умоляет его сиятельство выкупить ещё и его дочь, — сказал он, покачав головой.

— И где она? — вздохнул я.

На что переводчик ответил уже сам.

— Она лот на торгах ваше сиятельство, очень дорогой лот, поскольку хороша собой и девственна, что подтверждено запиской врача, который её осматривал.

— Где будут проходить торги?

— Они уже идут, ваше сиятельство, — он показал на подиум, где скопилось большое количество людей.

— Идём туда, — приказал я, и ткнул пальцем в сидящего на земле негра, — пусть идёт рядом и покажет её.

Переводчик перевёл ему и тот несколько раз перекрестился и кланяясь, поднялся с земли.

— Только пусть держится подальше, от него воняет, — Бернард исподлобья посмотрел на негра, который оказался в стоячем состоянии больше него самого, что было большой редкостью. Редко мы встречали людей, кто был выше его по росту и такой же широкий в плечах.

Мы поспешили к указанному подиуму, где и правда кипели ожесточённые торги за испуганную, обнажённую стройную негритянку, при виде которой у сопровождавшего нас негра покатились слёзы из глаз и увидев его тоже, она дёрнулась, но тут же была остановлена за кожаный ошейник, который был надет на её шее.

— Её цена на настоящий момент три тысячи золотых, ваше сиятельство и продолжает расти, — обозначил цену девушки негр-переводчик, — подтверждённая девственница, да ещё и такого качества, весьма редкий товар на нашем рынке. Обычно их всех массово насилуют ещё в пути до Лиссабона, матросам же нужно чем-то заняться в пути.

Пока он нам объяснял эти нюансы работорговли, цена поднялась до пяти тысяч и остановилась, а старик-португалец озвучивший её, уже радостно потирал руки, рассматривая девушку.

Я поднял руку и спокойно сказал.

— Шесть тысяч.

Несмотря на то, что я говорил на кастильском, меня распорядитель торгов тут же понял и завопил.

— У нас новый покупатель! Изумительно красиво одетый сеньор в первом ряду!

Старик-португалец нахмурился и посмотрел с недовольством в мою сторону.

— Шесть тысяч пятьсот, — поднял он ставку.

— Семь тысяч, — пожал я плечами.

— Семь пятьсот, — стал явно раздражаться он.

— Девять тысяч, — мне надоели эти споры, и я резко поднял цену вверх.