С точки зрения почти всех людей в мире, у японцев завидные отношения с едой. Японская кухня, состоящая из свежих овощей, еще более свежей рыбы, нежных супов и изящно поданных блюд из риса имеет всемирную репутацию здоровой пищи. В Японии каким-то образом удалось достичь идеального сочетания в питании: с одной стороны, это одержимость удовольствием от еды, с другой – польза для здоровья. Очевидно, что японцы питаются правильно, учитывая, что они живут в среднем дольше, чем представители любой другой нации.

В Токио концентрация ресторанов с мишленовскими звездами [34] гораздо выше, чем в Париже, Нью-Йорке или Лондоне. В Японии еда проникает в каждый аспект культуры. Созданы парки, посвященные суши, и песни, в которых поется о лапше («Кричит скользкая соленость – / Это мои слезы или, может, я сплю?») {431} . Причем для такой богатой страны, как Япония, здесь поразительно низкий уровень ожирения. Стоит признать, что стало гораздо больше людей, особенно мужчин, с ожирением, чем двадцать лет назад, а японские подростки едят больше вредной пищи и имеют больше нарушений питания, чем дети из предыдущего поколения. Но систематизированные данные за 2013 год показывают, что всего 3,3 % женщин имели ожирение, по сравнению с 20,9 % женщин из Польши, 33,9 % – из США и 48,4 % – из Египта {432} . Одним из факторов для сохранения веса японцев на нужном уровне является противоречивый закон, принятый в 2008 году, по которому компанию могут оштрафовать, если слишком много работников превышают максимальный обхват талии (85 см для мужчин, 90 см для женщин) {433} . Тот факт, что правительство Японии могло успешно принять этот закон, является признаком того, насколько привычки питания японцев под контролем. Страны, где средний показатель ожирения ниже, чем в Японии, – это Эфиопия, Северная Корея, где проблема голода стоит невероятно остро, а пища является дефицитом. Япония – практически единственная страна с таким низким уровнем ожирения и высоким уровнем жизни.

Утонченные церемонии приема пищи и красиво поданные блюда прекрасно гармонируют с оригами, буддистскими храмами, шелковыми кимоно и цветением сакуры. Многие женщины в Китае считают «японскую еду» – рис, овощи и суп мисо – секретом здоровья и красоты. Говорят, что сами японцы предполагают, что их кухня является одной из составляющих национальной самоидентификации. Японское министерство сельского хозяйства, лесов и водных ресурсов продвигает идею, что их национальной кухне всегда завидовал остальной мир {434} .

Наши счастливые детские воспоминания были бы связаны с маминой гречневой лапшой и морской капустой, а не с молоком от хлопьев или вредной едой. Мы бы смогли найти способ наслаждаться едой без переедания. Но тут вам не Япония, поэтому, как многие думают, мы обречены питаться плохо. Мы никогда не сможем питаться так же, как жители Осаки и Токио. Разве можно питаться, как японец, если не быть им?

Надо заметить, что сами японцы так питаются очень непродолжительное время. Мы часто думаем о нашем способе питания, как о чем-то неизбежном, не верим в перемены, и эту безысходность можно увидеть как в каждом человеке, так и в обществе и культуре в целом. Мы часто убеждаем себя, что в нас есть что-то такое, что не дает нам питаться по-другому. В то же время мы также фаталистично настроены по поводу питания целого народа, и что как только усваивается нездоровое «западное питание», наполненное рафинированными углеводами, то уже нет обратного пути. Мы предполагаем, что нечто такое, всеобъемлющее и огромное, как пищевая среда, не может быть предметом перемен. И действительно, когда предпринимаются даже слабые попытки изменить систему питания (вроде провалившегося закона мэра Нью-Йорка Блумберга, который хотел ограничить объем продаваемой газировки), на них набрасываются, как на революционные.

Вообще-то Япония является моделью того, насколько сильно может измениться приоритет цельной пищи в положительную и неожиданную сторону. До XX века японская кухня имела еще более ужасную репутацию, чем китайская. Если Япония заимствовала многие аспекты питания из Китая (включая лапшу и палочки для еды), то Китай не копировал Японию вплоть до конца XX века {435} . Японская еда не была ни разнообразной, ни привлекательной, к тому же ее всегда было недостаточно. Начиная с VII века н. э. и по двадцатое столетие большая часть японцев страдала от голода и гастрономической изоляции. Обед рассматривался в качестве необходимого топлива, а не в качестве удовольствия, не говоря уже о церемониях при подаче блюд. В отличие от своих соседей, корейцев, японцы не питали страсти к специям. В то время как их противоположная сторона в Китае сочиняла стихи о еде и составляла поваренные книги, а также наслаждалась социальным аспектом приема пищи, японцы обедали в абсолютной тишине. В эпоху сёгуната Токугава (1603–1868), когда Япония была сильно изолирована от внешнего мира в связи с законом о национальной изоляции, японцы, посещавшие Китай, были шокированы привычкой китайцев разговаривать во время еды. Еще в 1930-х годах в Японии существовала традиция есть молча, потребляя небогатый базовый рацион из риса и солений.

Барак Кушнер, известный историк Японии, работающий в Кембридже, предположил, что до недавнего времени японская кухня была не такой уж хорошей {436} . Фундаментальные техники тушения и обжарки в раскаленном масле были освоены не раньше 1920-х годов {437} . На протяжении нескольких веков традиционная диета отличалась низким содержанием белка, подчас даже слишком низким. Кушнер отмечает, что до ХХ века японцы ели гораздо меньше свежей рыбы, чем мы можем себе представить (для семей среднего класса это была еженедельная, а не ежедневная пища). Типичное блюдо японца состояло из грубых волокнистых продуктов с нашинкованной зеленью сладкого картофеля и дайкона в сочетании с мисо и соленьями: не самый противный способ наесться, но и не самый приятный.

Я познакомилась с Кушнером на его мастер-классе в небольшой лапшичной в лондонском районе Сохо, где он готовил лапшу быстрого приготовления. Кушнер рассказал мне, что когда он впервые приехал в Японию в качестве учителя английского языка в 1990-х, то большая часть кухни вызывала у него отвращение, в частности, сырая рыба. Он вырос в Нью-Джерси и считал, что на свете не было ничего вкуснее шоколадного пирожного марки Ring Dings в обертке из фольги. Но так как он узнал, что ему нужно провести в Японии некоторое время, и он был голоден, то был вынужден есть, что предлагали. Теперь, спустя двадцать лет, он женат на японке и утверждает, что японская еда лучше, чем другая.