Шрифт:
Ковтун медленно поднялся с пола и, отряхнув старые затертые брюки от пыли, вышел из класса.
Алена не сдвинулась с места.
— Что это было? — выдавила она из себя.
Девчонки переглянулись между собой и заливисто рассмеялись. Но это не был дружеский смех. Он был наполнен злостью и ненавистью. Ей казалось, что пачкается от этих звуков. Смотрела на свою белоснежную блузку и видела, как она покрывается тусклыми коричневыми пятнами. Дотронулась до гладких волос, которые так тщательно укладывала утром, они показались ей сухими и жесткими. Девушка нервно потрясла головой, отгоняя навязчивые мысли.
Таня незаметно подошла сзади.
— Синичкина, у тебя ведь такая фамилия?
— Да, — еле слышно сказала Алена.
— Так вот, птичка ты наша. Запомни, если тебе говорят, не лезь, значит, не лезь. Здесь свои правила. И ты, как и все остальные, должна вызубрить их наизусть и жить по ним, — она похлопала ее по плечу. Неаккуратно. Тяжело. — Ничего, придет время, усвоишь. А насчет Ковтуна — не трогай его. Он падальщик.
— Да кто такой падальщик? — прокричала Алена. — Я не знаю, кто это!
— Не ори, голова болит, — Таня провела рукой по волосам, расправив сбившиеся на концах пряди. — Его родители бомжи.
— И что? — спустя несколько секунд спросила она.
Таня подошла так близко, что Алена почувствовала запах ее духов. Приподняла тонкие брови, которые были безжалостно выщипаны пинцетом и заново нарисованы черным карандашом, и заглянула ей в глаза.
— Ты понимаешь, что они бомжи? Роются по помойкам и жрут оттуда!
Алена опустила глаза в пол.
— Он вообще может быть заразен! Ты бы видела их квартиру!
— А ты видела? — резко спросила Алена.
— Я лично нет, — она скривила лицо и затрясла руками. — Не дай Бог! Но классуха ходила и рассказывала нам потом.
— Но он же не виноват, что у него такие родители, — возразила Алена. — Может, наоборот, мы сможем ему чем-то помочь? Например, едой или одеждой?
— Ты шутишь? — рассмеялась Карина.
— Нет, — Алена вздернула подбородок.
— Ты понимаешь, что он роется вместе с родаками в мусорке? Ждет, пока мы допьем пиво, и забирает бутылки, — Карина снова засмеялась.
— Таня, ты помнишь, как мы специально долго допивали, а он мерз на морозе и ждал битый час, — Катя толкнула подругу в плечо.
— Дебил! — ответила она.
— В общем, правило ты усвоила, — сказала Таня. — Иначе, запомни, если хоть пальцем до него дотронешься или поможешь, тебе никто не протянет после этого руку. Будешь сидеть с ним на отдельной веточке, Синичка, — Тане так понравилась ее шутка, что она залилась смехом.
Алена молчала, слова застряли в горле. Она не хотела в первый же день испортить отношения с одноклассниками. Впереди еще два года учебы, а перспектива просидеть за последней партой не нравилась. Хотя внутри ее разрывало на части от несправедливости и обиды.
Девушка выросла в интеллигентной семье. Мама всю жизнь проработала в школе учителем русского языка и литературы, а папа — без малого тридцать лет отдал армии. С детства видела перед глазами живой пример справедливости, честности, порядочности. У них не было принято ругаться, оскорблять друг друга или врать. Екатерина Владимировна учила дочерей не судить о людях по их внешности или одному поступку. Говорила, что человеку нужно уметь дать второй шанс, а уже потом делать выводы.
И сейчас, стоя перед классом, Алена ненавидела себя. Чувствовала, что предает все, во что верила. Предает родителей, Алесю и себя. Слезы-горошины замерли в глазах. Всеми силами сдерживала их, не давая скатиться по щекам и обнажить настоящие чувства. Знала наверняка: ее не поймут.
Бросила взгляд на пол, где еще несколько минут назад лежал Ковтун, и, гордо вздернув подбородок, вернулась на свое место.
— А ты жалостливая, — усмехнулась Таня.
Алена молча достала из портфеля учебники.
— Чего молчишь? Обиделась? — Катя сильно толкнула ее в плечо.
— Нет, — спокойно ответила она. — Просто я в новой школе всего пятнадцать минут, а столько событий… И правил… — последние слова она сказала почти шепотом.
— Это только первое правило, — откинувшись на спинку стула, сказала Карина.
— А будут еще? — в глазах Алены появился испуг.
— Наверное, — загадочно ответила Карина. — Не спеши. Не все сразу.
— Почему?
— Потому что мозг взорвется, — рассмеялась Таня. — И вообще, сколько можно ждать русичку? — она взглянула на часы. — Опаздывает на пятнадцать минут.
— Слышала, у них какая-то сходка в учительской, — Карина продолжала наблюдать за Аленой.
— Это ее проблемы. Мы честно пришли, подождали. Надо и честь знать, — Таня снова заливисто рассмеялась, небрежно сбрасывая тетради и учебники в лакированную белую сумку. — Валим отсюда.