Гвин крепко зажмурилась, стараясь унять трепещущее сердце. Она тотчас перестала творить чары в смутной надежде, что Атран позабудет наказать ее, увидев, что делает его брат.

Ощутила, как холодные пальцы последний раз сдавили внутреннюю сторону бедра и наконец отпустили.

– Я же ничего не сделал, – проворчал Руаль.

– Уходи. Дальше я сам разберусь.

– Вечно ты…

– Уходи!

Хлопнула дверь. Младший лендлорд вложил в этот хлопок темный гнев потомственного колдуна вкупе с запоздалым отроческим протестом.

Боль с полной силой вернулась в тело Гвин. В измученные затекшие суставы. В натертую металлическими оковами кожу. В ослабшую от голода и жажды плоть. В саднящие укусы. В сломанные пальцы.

Заломило затылок. В глазах потемнело.

– Руаль может быть разным с тобой, – раздался над ее ухом ненавистный шепот. – Но именно меня ты никогда не забудешь. Потому что это я научу тебя ходить по грани между болью и удовольствием.

Атран Ратенхайт с силой сжал ее больную руку, и Гвин тихо заскулила. Кожу щек защипало от соленых слез, что побежали сами собой.

На сей раз носферат вонзил зубы в один из ее сломанных пальцев, но в какой именно, девушка понять не успела. Ее мучитель оказался прав: пришедшую со всех сторон тьму она приняла с удовольствием.

Лунный свет казался ослепительным для привыкших к сумраку глаз. Ярким настолько, что раздражал даже через сомкнутые веки. Гвин медленно заморгала, пытаясь понять, что происходит и почему ей вдруг так легко.

Поначалу ей почудилось, что она лежит на дне колодца. Сквозь крошечное окошко в вышине заглядывала луна. Растрепанный сноп света падал ей на лицо. А вокруг бесконечной чередой громоздились склизкие кирпичи каменной кладки, что убегала вверх, к покатому потолку.

Девушка лежала посреди своей темницы на голом полу. Ее освободили от оков. Положили, бережно распрямив искалеченные конечности. Привели в порядок платье. Даже волосы словно бы расчесали. И Гвин очень быстро поняла, зачем столько почестей.

Обессиленное тело было ватным и непослушным, но в то же время боль исчезла, осталось лишь ощущение отупения. Вывихнутое правое плечо, сломанные пальцы левой руки, бесчисленные ранки на коже – все это было каким-то чужим. Все было вовсе не с ней, нет – с кем-то другим. Она, Гвинейн Гарана, умная и неунывающая, ни за что на свете не могла попасть в подобную западню. Все это неправда, не может быть правдой. Она скорее умрет, чем позволит сотворить над ней темную молитву. Да, пусть. Пусть она умрет. Пусть все закончится поскорее.

Справа от девушки опустился на колени Руаль. Он наклонился и медленно поцеловал ее в спекшиеся губы. Погладил по голове и пообещал, что скоро все закончится. А потом положил ладонь ей на лоб и зашептал слова незнакомого заклятия. Тихие, свистящие, уносившие из тела боль и всякие мысли.

Слева от нее зеркальным отражением брата стоял на коленях Атран Ратенхайт. Один рукав его белоснежной рубахи был закатан до самого плеча. Тонкие стеклянные трубки, соединенные кожаными перемычками, змеей тянулись от его локтя и уходили под левую ключицу Гвин, где заканчивались толстой иглой. Темная кровь, похожая на густой ежевичный сок, бежала по трубкам под его бормотание.

Чары, что творил старший носферат, были самыми черными, какие Гвин могла себе представить. Они лишали рассудка и заставляли ее сердце стучать в одном ритме с сердцем Атрана. Холодный липкий мрак заползал в ее жилы живыми нитями, неотвратимо.

Ей вдруг захотелось снова закрыть глаза, уснуть. И увидеть во сне отца посреди заставленной лаборатории. Обнять маму. Вдохнуть аромат свежей лаванды в ее цветочной лавке. Вернуться в залитый солнцем Идарис с его раскаленными мостовыми и громкими горожанами. Вбежать в Академию под шум прохладного летнего ливня. Еще раз накормить смешных толстых голубей в порту. Еще хотя бы один раз…

Чужая воля не давала сомкнуть веки.

Тьма пришла в подвал. Явилась на зов. Заволокла сначала углы. Подобралась ближе. Заглянула в лицо Гвинейн, закрывая лунный свет непроглядным мороком.

По вискам девушки потекли беззвучные слезы. Они смешивались с чужой темной кровью.

Гвин потеряла представление о том, сколько времени прошло с ее приезда в Аэвир. Ее снова приковали к стене, но теперь боль отступила на второй план. Голод и жажда стали нестерпимы. Иссохшее горло словно набили горячим песком. Все запахи казались ей живыми, объемными. Она могла вычленить составляющую любого аромата. Понимала, откуда пришел Руаль или кто до этого был с ним рядом. Но страшнее всего становилось, когда в камеру заходила Вельга.

Служанка пропиталась запахами кухни. Стоило ей показаться на пороге, как ноздри Гвин раздувались, улавливая дух тушеного мяса и запеченных овощей. Густая вязкая слюна заполняла рот. Видимо, взгляд адептки изменился, потому что теперь Вельга смотрела на нее с ужасом и старалась закончить работу быстро, чтоб поскорее уйти. Сломанные пальцы все еще не слушались пленницу, но служанка все равно шарахалась каждый раз, когда Гвин шевелила ими. Порою специально, просто чтобы ее напугать.

После ритуала тело Гвинейн начало меняться. Она наблюдала за этой метаморфозой с отчаянием.