Микото. Веселится.

Пусть. У неё это получается по-особенному. С этой мыслью откинулся глубже в кресло. Самолёт, ворчливо урча турбовинтами, набирал курс, переходя в горизонт. Мы уходили. А внизу…

***

Микото.

Она шла по центральному тоннелю, где раньше находилась линия контроля доступа к ярусам G и H. Металлические створки, дублирующие турникеты, световые сенсоры – всё ещё активное. И всё – неизбежно сгорающее.

В этот раз она даже не стреляла. Просто вытянула руку вперёд – и из кончиков пальцев побежали тонкие дуги. Не как молнии – как хирургические инструменты, точно выверенные. Они впивались в обшивку, врубались в короба, втыкались в панельки управления – и выжигали схемы изнутри, не оставляя даже остатков.

Сигналы тревоги пытались завыть. Система, где-то в глубине, ещё пыталась бороться: переключала питание, отключала узлы, сбрасывала кластеры – но всё было уже поздно.

Микото шла, как дирижёр, а плазма плясала по её нотам.

***

Очередная группа сопротивления появилась с фланга. Уже без бронетехники – её не успели поднять. Только мобильные модули "Наковальня" – тяжёлые, громоздкие, рассчитанные на деактивацию сверхов через частотные удары и имитацию абсолютной тишины в восприятии.

Микото остановилась.

Глянула на них – почти с удивлением.

– А вы новые, да?

"Наковальня" выстрелила: сферическое поле, гасящее частоты и сбивающее фокусировку. Внутри него даже шагать сложно – тело теряет чувство времени и вектора.

Но у Микото был барьер Лобачевского. Он не просто защищал. Он менял саму структуру пространства вокруг неё.

Она шагнула в поле. И – исчезла. Не как скорость. Не как свет. Просто – перестала существовать в видимой топологии. Через полсекунды – раздался хлопок. Потом второй. И третий.

Все три генератора рухнули, расплавившись. Они даже не поняли, откуда пришёл удар.

***

Внизу, ближе к архивам холодного хранения, куда никто не заходил годами, всё было уже во власти медленного пламени. Стены – копчёные, двери – повисшие, как рты с вырванными языками. Пол – от нагрева выгибался и трещал. Термометры в узлах показывали выход за шкалу.

Остались только глубинные архивы.

Где, возможно, хранилось что-то, что Костас не хотел доверить даже пыли.

***

Микото замерла. Перед ней – сплошная бронированная капсула. Последний, центральный узел.

Она вздохнула.

– Тут сложно будет – сказала она неизвестно для кого вслух.

Пауза. Глубокий вдох. И…

Щелчок. Взрыв.

Нет – не огня. Поля. Плазменное сжатие по фронту. Резонанс. Пространство на уровне капсулы начало трескаться, как стекло – по воздуху. Возникло ощущение, что сама реальность сползает по швам. Даже сенсоры камер, если бы они были живы, не показали бы это правильно.

Она сосредоточилась. Пальцы – в замок. Глаза – открыты. Волосы – вспыхнули алым.

– Пульс. Уровень тринадцать.

Вся секция – исчезла.

***

Теперь – всё.

Система отрубилась. Связь – ушла. Узлы – молчали. Даже аварийные датчики – не могли понять, что именно произошло. База больше не была базой. Только структура из обугленных коридоров и сгоревших кластеров.

Микото выдохнула. Пальцы щёлкнули.

Мир на миг дрогнул. И она исчезла.

***

В небе – самолёт продолжал свой полёт. Внутри – молча смотрел в потолок. В голове – тишина. Не пустота. Не страх.

Просто – завершение одного фронта. Как говорится, начало положено.

***

– И это всё, что у нас есть?

Агент Дженнифер Вэлс щёлкнула по планшету и перевела взгляд на экран, висящий на стене переговорки. На нём была застывшая картинка: расплывчатый кадр камеры наблюдения, как Костас Треш поднимается по аппарели к ожидающему самолёту. Спокойно. Без суеты. Без намёка на то, что под ним в это время начиналась огненная резня.

– Всё, – подтвердил аналитик с мятой рубашкой и усталым лицом. – По остальному – вообще ничего. Ни цифровых логов, ни съёмок внутри. Серверная – выжжена. Хранилища – испарились. Автоматические архивы безопасности… даже их оплавленные корпуса не нашли. Как будто кто-то топологически стёр место преступления.

– Поговорим про "кого-то". Кто у нас в описаниях?

Открылся следующий файл. Мозаика из отчётов.

– Цвет волос – огненно-красный. Иногда "светился", иногда "вспыхивал". Возраст на вид – от восьми до пятнадцати, в зависимости от очевидца. Рост – никто точно не знает. Кто-то клянётся, что она "висела в воздухе", кто-то говорит, что была босиком.