Рамон задумался. Все, что говорил Кастро, было справедливо. Все эти сомнения посещали и его. И все же, и все же…

— Сеньор Кастро, даже если вы целиком и полностью правы, я не могу пренебрегать ни одной версией, не проверив ее до конца. Сейчас я поеду в колонию, где отбывала срок Дульсина Линарес, завтра вернусь, и, возможно, мы поставим точку на этом направлении расследования. Молодца, отключившего Рочу, и ученого Сильву начинайте искать без меня, но будьте крайне осторожны. В случае малейшей опасности звоните: мой заместитель Диего Фернандес уже получил соответствующие указания.

— А что делать мне, лейтенант? — спросил Эрнесто Рохас. — Помогать сеньору Кастро?

— Еще раз сходите в госпиталь, узнайте: интересовался ли кто-нибудь кроме родных состоянием здоровья наших Подопечных. Встретьтесь с Пачеко и расспросите старика: нет ли хотя бы косвенных сведений о какой-либо хитрой лаборатории. Завтра в шестнадцать часов встречаемся здесь и обо всем поговорим подробнее. А теперь до свиданья, я поехал…

К вечеру Фабила добрался до небольшого поселка в унылой местности близ женской колонии. И ограничился лишь тем, что поселился в единственной здесь, очень дрянной, даже без горячей воды, гостинице; расспросил в баре, где живут женщины-надзирательницы и кто из них не прочь пропустить рюмочку. Бородатый морщинистый бармен, увидев двадцать долларов в руке посетителя, охотно ему все рассказал и посоветовал выйти на некую Хосефу Касо. «Закладывает она за воротник знатно, сеньор, но вот согласится ли помочь в вашем деле неизвестно».

Рамон сначала удивился, ведь ни о каком деле он бармену даже и не намекал, потом сообразил: в этот поселок регулярно приезжают родственники заключенных и, ясное дело, иные из них пытаются расположить надзирательниц, умаслить их, чтобы добиться того или иного послабления режима для избранных заключенных. Что ж, тем лучше. Во всяком случае, такая встреча может дать ему больше, чем официальная беседа с начальником колонии. Тот, скорее всего, решит, что лейтенант из столицы прибыл сюда с какой-то негласной проверкой, и ничего толком не скажет. Промолчат в присутствии своего начальника и надзирательницы. Все будут делать вид, что колония образцовая, а заключенные в ней женщины живут строго по распорядку и самого похвального поведения.

Утром Фабила, предварительно справившись у привратника, поднялся на второй этаж длинного, выкрашенного в защитный цвет двухэтажного здания и постучал в нужную дверь.

— Кто там в такую рань, черт побери! — раздался из-за двери грубый, почти мужской голос.

— Могу я увидеть сеньориту Касо?

Дверь немного приоткрылась, оттуда выглянуло заспанное, обрюзгшее лицо женщины неопределенного возраста. Глаза ее, не мигая, изучающе уставились на Рамона.

— Сеньорита Касо?

— Я-то Касо, а вот ты-то кто? — грубо сказала женщина. Дверь приоткрылась больше, и Рамон заметил, что она безобразно толста и в короткой ночной рубашке, которую распирают ее груди-арбузы.

— Я к вам из Мехико по одному делу, — сказал Фабила самым ласковым и в то же время намекающим на нечто приятное тоном. — Разрешите войти?

Толстуха еще некоторое время молча изучала его, а потом уже несколько мягче сказала:

— Знаю я ваши дела. Подожди за дверью, позову.

Ждать ему пришлось минут пятнадцать, он решил, что надзирательница убирает комнату, но когда вошел, то понял, что все это время она потратила на макияж, пытаясь густым гримом придать своей расплывшейся физиономии нечто, по ее мнению, привлекательное. Желтое платье-балахон, которое она надела, выглядело давно не глаженным, а цвет его свидетельствовал, что со вкусом у сеньориты Касо далеко не благополучно.

— Ну, сеньор, как там тебя зовут, и какая же баба из нашего заведения тебя интересует и кем ты сам ей приходишься? Только не ври, я этого не, люблю.

— Может быть, сеньорита Касо, поговорим в другом, более приятном месте?…

— А это уж я сама решу! Так кто и кем?

Фабила постарался улыбнуться еще более обворожительно и небрежно сказал:

— Мои дальние родственники попросили меня навести справки об одной вашей прежней заключенной — Дульсине Линарес.

Толстуха свистнула и посмотрела на него изумленно:

— Дохлый номер, нет уже на этой земле такой бабы. Но неужели ты, красавчик, мог иметь с такой уродиной что-то общее?

— Вы не поняли, сеньорита Касо, я знаю, что ее считают погибшей, но дальние родственники хотят знать подробности о том, как она жила последние свои годы здесь, в колонии. Сам же я видел ее только на фотографии.

— Что-то мне не нравится этот твой крутеж! Либо выкладывай, чего на самом деле хочешь, либо выметайся!

Фабила понял, что так он ничего не добьется, и принял спонтанное, неожиданное и для самого себя решение:

— А может, сеньорита будет чуть повежливее с коллегой? — И протянул толстухе свое удостоверение.

Та брезгливо взяла его, раскрыла, а потом изумленно взглянула на него. Но тон ее тут же изменился:

— Так бы сразу и говорил, что ты лейтенант Фабила из Мехико! — Она кокетливо протянула ему руку: — Зови меня просто Хосефа. Как насчет выпить, лейтенант, служба позволяет? Ты ведь в гражданке…

— Никаких проблем! Любая выпивка за мой счет. Куда двинемся, Хосефа, я знаю здесь только бар при гостинице.