— Вас обманули. Я не делал ничего подобного. То, что вы говорите, нарушает законы физики и в принципе невозможно.

Люк отчаянно пытался обмануть Эла. Разве боксер разбирается в физике частиц? Может, удастся сбить его с толку и выиграть немного времени. Спрятать жену и дочь.

— Обмануть меня решил? – хохотнул Эл. – Думаешь, я не узнал о тебе все, что можно перед тем, как идти сюда, в твою крысиную нору, и предлагать деньги твоей старухе?

Люк бросил на Элис виноватый взгляд. Она прижалась к дверному косяку и глядела на Эла испуганными глазами. Миранда заплакала. Мать взяла ее на руки.

— Чего ты добьешься враньем? – продолжил Эл. – Мои парни убили одного из вас. Белого урода с протезом. Соврешь мне – и твои бабы сдохнут.

Люка затрясло, рубашка взмокла от пота.

— Ты не посмеешь стрелять в женщину и ребенка.

— Ты, дурак, не слышал, кто я такой? Да мне плевать на твое отродье. Раньше на кону были только бабки, а теперь моя власть. У меня два дня. Если не притащу Буллсмиту вашу машину, мне конец. Придется бежать. А я не хочу уезжать из своего района. Здесь я – король. А кем стану в гребаном Хоупфул-Сити? Боксером на пенсии? Беззаботиком со слюнявым ртом? Так что, ботан, даю тебе пять минут. Ты говоришь или я стреляю.

— Люк, скажи им, слышишь! – в ужасе заорала Элис и крепче прижала к плечу черную головку Миранды. – Ради своей дочери. Ради меня. Неужели твоя работа стоит наших жизней?

Люк молчал, на него нахлынула тяжелая волна отчаяния. Он проиграл. Они все проиграли. Пара минут — и он выдаст Конечную. Иначе не может. Он не вынесет, если эти черные обидят его малышку. Позади него громко рыдала Элис, всхлипывала Миранда. Люк с ненавистью уставился на Эла и выдавил из себя предательские слова:

— Мы прячем ее на Конечной станции.

Едва слова сорвались с губ, ему стало так худо, что пришлось навалиться на стену. Сердце колотилось, рвалось из груди. Его охватил страх, а следом пустота. Он не слышал, что сказал в ответ Эл. Будто вокруг отключили звук или его уши набили ватой. Увидел лишь, как черный вскинул пистолет и выстрелил в него. Грудь разорвало неистовой болью, и все закончилось.

Он не успел увидеть, как Эл открыл дверь и, злобно ощерившись, бросил охранникам:

— Свидетели не нужны. Этих двоих убейте.

Люк умер и не понял, что все было напрасно. Его предательство в попытке защитить семью, не сработало. Элис и Миранда погибли, так и не узнав, что за работу делал их муж и отец и почему она их погубила.

Прошло несколько часов с тех пор, как Люк покинул Конечную. Кристи сидела за рабочим столом и напряженно вглядывалась в экран монитора, на котором мельтешили картинки видео с камер наружного наблюдения. Камеры эти несколько лет назад развесил Иван, чтобы смотреть, не происходит ли вокруг Конечной чего-нибудь подозрительного. Но за все годы существования тайной лаборатории никто в Трущобах так и не узнал, что на заброшенной станции метро теплится жизнь. Постепенно Иван и его друзья ослабили контроль и лишь изредка в свободные часы проверяли записи.

Все изменилось, когда мы узнали, что Буллсмит собирается отправить в Трущобы спецназ. Теперь Кристи часами торчала у экрана. Опасалась увидеть, как нас окружают серые тени с автоматами и ящиками со взрывчаткой. Но пока вокруг Конечной виднелись лишь разрушенные здания, покрытые тонким белым слоем выпавшего снега. Да изредка мелькали крошечные фигурки изгоев. Жизнь в Трущобах текла своим чередом и казалось так будет всегда.

Но скоро все переменится. В Трущобы проникнут вооруженные люди, будут проходить улицу за улицей, проверять каждое здание, каждый подвал. Повсюду станет опасно. До назначенного вторжения оставалось несколько дней, но мы не верили Буллсмиту и считали, что тот намеренно указал более позднюю дату, чтобы захватить изгоев врасплох. Спецназ может появиться в любую минуту.

Все нервничали, а я усиленно готовилась к прыжку в прошлое. Упражнялась на тренажерах Ивана и пыталась добавить хоть немного силы и мускулов своему щуплому телу. Вряд ли от этого была польза. Охрана у Буллсмита — мне не чета. Если наш план сорвется – меня запросто пристрелят. Я отлично понимала это. Но продолжала заниматься. Монотонность упражнений изматывала и отвлекала от тяжелых мыслей о прошлом, настоящем и будущем. Все эти дни я была словно во сне. Пила, ела, тренировалась, общалась с Кристи, Сэмом и Люком. Уговаривала себя, что нужно прожить хотя-бы один день, потом станет легче. Но легче не становилось. Когда наступала ночь, и я шла в комнату Ивана, чтобы поспать, меня накрывали воспоминания.

Здесь повсюду были его вещи, и они бережно хранили память об Иване. Одежда, старинный радиоприемник, планшет с фотографиями, компьютер с рабочими заметками и чертежами. Даже на резиновых поручнях беговой дорожки остались вмятины от его рук: живой и искусственной. Я ложилась на жесткую раскладную кровать, вдыхала его запах и плакала. Передо мной стояло искаженное болью лицо Ивана, в момент, когда его пронзили смертельные пули. Раз за разом я проигрывала в уме тот день, думала, как все исправить. Мне казалось, нужно лишь немного отмотать назад, и все будет по-другому. А потом я понимала, что ничего не выйдет, брала в руки пистолет, прижимала к груди и боль отпускала. Теперь, когда у меня есть оружие, уйти из жизни так просто. Достаточно лишь нажать на спусковой крючок.