Телефон отыскался в старой записной книжке Миши. Стасик моему звонку откровенно удивился. Еще бы — звонит парень, который полгода назад чуть коньки не отбросил. Но от встречи не отказался. Любопытство или предчувствие выгодной сделки? Скоро узнаем.

Стасик Князев, футбольный кумир и подпольный коммерсант, обитал на Кутузовском. Не в цековских домах, конечно, — рангом не вышел, — но и не в хрущевских голубятнях. Крепкий сталинский дом для номенклатуры второго эшелона, генералитета средней руки и заслуженных мастеров спорта — витрина советского благополучия для тех, кто умел правильно бить по мячу или вовремя поднять руку на собрании. Серый, скучный фасад, но внутри — высокие потолки, просторные комнаты, паркет «елочкой». Почти Европа, если не выглядывать в окно.

…Я застрял у светофора. На той стороне, у дверей булочной, из-за куска хлеба ругались местные собаки — вечная метафора борьбы за место под солнцем. Из гастронома, как язык, высовывался хвост очереди — значит, «выбросили» что-то дефицитное, венгерских кур или майонез в стеклянных банках. А зеленый свет все не загорался. От нечего делать, я разглядывал текущий мимо транспорт: полуторки с деревянными бортами, груженные гравием самосвалы, пузатые «Победы» и волнующие сердца обывателей «Волги» ГАЗ-21 с зеленым огоньком такси. Ползли, отчаянно звеня и искря штангами, сине-желтые троллейбусы ЗиУ-5, похожие на гигантских улиток. Пронесся, обдав презрением, лаково-черный начальственный «ЗИМ» с плотно задернутыми розовыми шторками — небожители спешили по своим делам.

Положение мое в этом времени было, мягко говоря, пикантным. В кармане — удостоверение инвалида первой группы, пункт «А» — полная нетрудоспособность. Пенсия — шестьдесят целковых, спасибо Родине. Блок в общаге на птичьих правах. И девять месяцев до переосвидетельствования во ВТЭК, где суровые тетки в белых халатах сдерут с меня эту липовую инвалидность как миленькую. И прощай пенсия, прощай общага. Какие девять месяцев! Раньше! Обязательно найдется какой-нибудь бдительный сосед или бывший спортивный товарищ, который шепнет куда следует: «А Ким-то наш, калека, по коридору рысью бегает!» Доброта душевная — страшная сила. Так что времени на раскрутку — максимум полгода. Крутись, Миша Ким, бывший инвалид и будущий миллионер.

Транспорт, пользуясь параличом светофора, пер сплошным потоком, нагло сигналя и отравляя воздух выхлопами. Наконец, из будки выскочил злой, как цепной пес, ОРУДовец в серой форме с сержантскими «тэшками» на погонах. Пронзительный свист, взмах полосатой палочкой — поток замер. Короткий жест жезлом в нашу сторону: «Шевелите копытами, граждане!»

И тут в небе громыхнуло. Не по-весеннему, а всерьез, по-летнему. Резкий порыв ветра швырнул в лицо пыль. Небо полыхнуло фиолетовым. Запахло озоном, и тяжелые раскаты грома покатились над Москвой, заставляя дребезжать стекла. На нос упала первая, тяжелая капля. Я рванул через проспект к дому Князева. Едва успел влететь под спасительный козырек подъезда, как небеса разверзлись. Ливень стеной, такой, что напротив не видно домов. По тротуарам понеслись мутные, бурлящие потоки. Москва умывалась.

Лифт — тоже роскошь по тем временам — донес меня до седьмого этажа. Звонок.

Стас встретил меня, как и положено человеку его круга, в спортивном костюме «Адидас» с тремя полосками. Не просто одежда — знак отличия, пропуск в касту избранных. Сам — крепкий, квадратный, скуластый. Подбородок выбрит до глянцевой синевы. Готовый к труду, обороне и валютным операциям.

— Кореец! — Рука у него была как лопата. Хватка — футбольная. — Явился, не запылился! Под дождь не попал?

Забавно, но по имени меня в этой спортивной тусовке почти никто не звал. Ким да Кореец. Хотя корейской крови во мне — кот наплакал, четвертинка. Прилипло — не отдерешь.

— Я тут краем уха слышал… говорили, всё, отборолся ты. Овощем заделался, — Стас с нескрываемым любопытством разглядывал меня. — А ты глянь-ка, живой и бодрый, как крыса на колбасном складе. Как так-то?

— Восстановился, — я улыбнулся, решив не обижаться на «крысу». — Но в большой спорт не вернусь.

— Правильно, — кивнул он с пониманием человека, знающего цену победам и травмам. — Здоровье дороже рекордов. Проходи, чего на пороге торчать.

Квартира Князева была обставлена с той нарочитой, слегка безвкусной роскошью, которая отличала советских «выездных». Югославская «стенка» полированного дерева — предел мечтаний инженера. Чешский хрусталь в серванте — для коньяка «Арарат». Гэдээровский гарнитур в спальне. Финский унитаз в туалете — невиданное чудо сантехники. Персидский ковер на полу — чтобы гости разувались. На видном месте — японский катушечник «Акай» и стопка импортных пластинок. На журнальном столике — массивные хрустальные пепельницы и глянцевые заграничные журналы типа «Штерна». Все кричало: «Я живу не так, как вы!»

— Будешь? — Стас махнул рукой в сторону бара, заставленного пестрыми бутылками — «Наполеон», «Джонни Уокер», «Камю». Трофеи с зарубежных полей.

— Погоди. Дело есть, Стас. Серьезное.

— О как! — он насмешливо поднял бровь. — Борец Ким стал деловым человеком? Ну, не томи, выкладывай свою бизнес-идею.

— Ансамбль хочу сделать. Музыкальный.

Стас присвистнул.

— Оба-на, с ковра — на сцену! Оригинально. А я тут при чем? На барабанах постучать?

— Аппаратура нужна. Фирмовая. Не самопал.

— И ты пришел ко мне? — он рассмеялся искренне. — Думаешь, я в ЦУМе гитарами торгую?

Но глаза уже смотрели внимательно, оценивающе. Он все понял. Просто ломался, как целка на комсомольском собрании. Старый трюк.

— Я подумал, ты можешь знать… людей, — я выдержал паузу. — Которые помогут… ну, скажем так, заработать средства.

Стасик помолчал, буравя меня взглядом. Взвешивал. Подстава? Провокация? Или парень действительно созрел? Потом молча встал, подошел к двери, повернул ключ в замке. Вернулся. Сел напротив.