Я щелкнул ногтем по своему опустевшему бокалу венецианского стекла. Бокал ответил мелодично и тонко.

Я усмехнулся:

— Упаковался ты, Стасик, под завязку. Прямо секретарь ЦК.

Князев заржал, типа, намек понял и плеснул в бокал коньяку.

На следующий день, ровно в семь вечера, как условились, я с телефона–автомата набрал номер Стасика. Он сразу взял трубку.

— В девять, в «Баку». Знаешь, где? — голос Стасика был напряженным.

— Найду, — буркнул я, чувствуя, как холодеет под ложечкой.

— Галстук надень. И ботинки почисти, — добавил он и повесил трубку. Коротко и ясно. Инструктаж перед выходом на ковер к начальству.

Ресторан «Баку» на улице Горького — это была не просто точка общепита. Это был символ. Витрина советской дружбы народов и одновременно — биржа теневой экономики. Здесь обедали академики и ужинали министры. Здесь гуляли грузинские цеховики и азербайджанские «авторитеты». Здесь шелестели купюры и вершились судьбы. Явиться сюда в затрапезном виде — все равно что прийти на партсобрание в трусах.

Пришлось извлечь из шкафа единственный приличный костюм Михаила — темно-синий, югославский, купленный перед какой-то заграничной поездкой. Белоснежная рубашка, галстук — не кричащий, бордовый. Почищенные до блеска туфли. Вроде, тяну на скромного научного сотрудника или начинающего дипломата.

«Баку» встретил меня полумраком, густым запахом плова, шашлыка и дорогих духов, звоном бокалов и приглушенным гулом респектабельной публики. Важный швейцар в ливрее смерил меня взглядом рентгенолога, оценивая «прикид» — соответствует ли уровню заведения.

— Молодой человек, вам заказано?

— Заказано, отец, заказано! — крикнул от гардероба Стасик. Вид у него был такой, будто он не на встречу шел, а на сдачу экзамена по политэкономии.

— Пошли, — буркнул он. — Ждет.

Мы миновали главный зал, где за накрахмаленными скатертями чинно вкушали деликатесы представители советской элиты. Метрдотель, пожилой азербайджанец с лицом мудреца и повадками кардинала, провел нас не к столику, а вглубь, через святая святых — кухню, где шипело, булькало и пахло так, что голова шла кругом. Потом — по узкому коридору к неприметной двери. Классика жанра. Мафиозные боссы всегда сидят в отдельных кабинетах с черным ходом.

Кабинет оказался небольшим, но упакованным по полной программе. Тяжелые бордовые портьеры глушили звуки улицы. Лепнина на потолке. Персидский ковер на полу. В центре — массивный стол, заставленный кавказскими яствами и батареей бутылок. А во главе стола — Он. Борис Нуждин. Он же Брюс. Хозяин московского ипподрома, как шепнул мне накануне Стасик, пояснив, что «хозяин» — это не должность, а статус. Контролирует тотализатор, ворочает большими деньгами. При этом, по словам Стасика, жаден до неприличия.

Высокий, плотный, с мощной бычьей шеей. Лицо — крупное, тяжелое, но не рыхлое. Седина на висках. И глаза. Серые, холодные, неподвижные. Взгляд хищника, который смотрит на тебя и решает — съесть сейчас или поиграть немного.

Рядом с Брюсом — двое статистов. Один — лет сорока, в очках, с блокнотом, похож на бухгалтера или юрисконсульта. Второй — молодой бычок с низким лбом и тяжелой челюстью. Охрана. Без слов, но все понятно.

— Борис Алексеич, вот… привел, — Стасик слегка подтолкнул меня вперед. — Ким Михаил. Спортсмен. Борец. Надежда наша олимпийская… была.

— Видел я его на ковре, — голос у Нуждина был хриплый, прокуренный. Он не встал, руки не протянул. — Неплохо боролся. Пока шею не свернул. Садись, Кореец. Коньячку?

Я сел напротив. Странно, откуда он знает про мою борьбу? Неужто и на спорт тотализатор имеется? Или просто интересуется всем, где пахнет азартом и деньгами?

— Не откажусь, Борис Алексеевич, — я старался, чтобы голос не дрожал.

Нуждин кивнул своему бухгалтеру. Тот бесшумно наполнил мой бокал из графина без этикетки. Аромат ударил в нос — тонкий, цветочный. Явно не «Арарат». Француз.

— Будем знакомы, — сказал Брюс, чуть приподнимая свой бокал. — Хотя… вроде как уже и знакомы. Заочно.

Выпили. Коньяк был великолепным. Но во рту остался тревожный привкус.

— Стасик ввел в курс, — Нуждин положил на тарелку кусок осетрины. — Музыкой решил заняться? Ансамбль? Это что-то новенькое.

— Ищу себя, Борис Алексеич, — уклончиво ответил я. — Ребятам талантливым помочь хочу. А для этого аппаратура нужна.

— И почем нынче талант? — Нуждин усмехнулся, но глаза остались холодными.