Шрифт:
— Подожди, – удивился Фрэнсис, – здесь нет ничего о русалках.
– О, ну значит, будет позже, – сказала Мэйвис. – Наверное, сюда добавили всю эту чепуху, чтобы отдать дань вежливости Бичфилду, давай пропустим… – «…удобен для прогулок, есть все современные удобства, при этом сохранена его причудливость…» Что означает это «причудливый» и зачем они всё время повторяют это слово?
– Не думаю («думаю» вы повторяете несколько раз, я кое-где заменила), что оно обозначает что-либо конкретное, – предположил Фрэнсис, – это просто слово. Они его используют в смысле «странный» или «утончённый». Так всегда в газетах. О, – вот и она – «волнение проще представить себе, чем описать…» – нет, это о спорте – а, вот!
…Мастер Уилфред Уилсон, сын известного и уважаемого горожанина, прибежал вчера домой весь в слезах. При распросе он рассказал, что плескался в небольших заводях, образованных скалами, которые можно найти в большом количестве под Западным Утёсом, когда что-то осторожно ущипнуло его за ногу. Он испугался, что это может быть омар, так как слышал, что эти ракообразные иногда атакуют неосторожного нарушителя их владений, и закричал. Пока его рассказ, пусть и необычный, в сущности, не содержит ничего необъяснимого. Но, когда он повернулся на шум, похожий на «голос юной леди», который просил его не плакать, и посмотрел вниз, то увидел, что его удерживает рука «высовывающаяся из-за одной из подводных скал». Конечно, его утверждение было принято с некоторым недоверием, но когда из поездки в западную сторону вернулись участники «вечеринки на судне», которые утверждали, что сквозь прозрачную воду за бортом своей лодки они видели что-то вроде белого тюленя с тёмным хвостом, рассказ Уилфреда получил высшую степень доверия…
( – Что такое степень доверия – спросила Мэйвис.
– Не бери в голову. Это, по-моему, насколько сильно ты веришь. Давай, читай дальше, – ответил Фрэнсис.)
…доверия. Мистер Уилсон, который до этого считал, что самым лучшим лекарством от небылиц про свои мокрые ноги, является более ранняя отправка в постель, позволил сыну проводить его на место, где разворачивались события. Но, несмотря на то, что мистер Уилсон босиком прошел все заводи, он не увидел и не почувствовал никаких рук, не услышал никакого шума, ни подобного голосу леди, ни какого-либо другого. Несомненно, теория, связанная с тюленем, единственно верная. Белый тюлень – ценное приобретение для города, и без сомнений привлечёт сюда посетителей. Несколько судов уже выходили в море – кто с сетями, кто с удочками. Мистер Карэрас, гость из Южной Америки выходил с арканом, что в этих широтах, конечно, в новинку.
— Это всё, – прошептал Фрэнсис и взглянул на тётю Энид. – Смотри, она спит.
Он поманил остальных, и они забились в дальний угол купе, подальше от спящей тётки.
– Вы только послушайте! – заметил он и прочитал им вполголоса всю историю о русалке.
– Вот это да, – проговорил Бернард. – Я надеюсь, это тюлень. Никогда не видел тюленя!
– А я надеюсь, что они всё-таки её поймают, – добавила Кэтлин, – интересно будет посмотреть на живую русалку.
– Если это действительно русалка, я очень надеюсь, что им не удастся её поймать, – в свою очередь сказал Фрэнсис.
– Я тоже, – согласилась Мэйвис. – Уверена, что в неволе она погибнет.
– Знаете что, – заявил Фрэнсис. – Завтра мы первым делом пойдём и посмотрим на неё. Я полагаю, – добавил он задумчиво, – Сабрина тоже была кем-то вроде русалки.
– У неё нет хвоста, – напомнила ему Кэтлин.
– Не хвост делает русалку русалкой, – возразил ей Фрэнсис, – а способность жить под водой. Если бы дело было в хвосте, то и макрели звались бы русалками.
– Естественно, они не русалки, это уж я знаю, – сказала Кэтлин.
– Хотелось бы мне, чтобы она дала нам луки и стрелы вместо лопат и вёдер, – заметил Бернард, глядя на спящую тётю, – тогда мы смогли бы отправиться на тюленью охоту.
– Или охоту на русалок, – поправила Кэтлин. – Да, это было бы здорово!
И прежде чем Мэйвис и Фрэнсис смогли выразить, насколько они шокированы идеей стрелять в русалок, проснулась тётя Энид и забрала у них газету, потому что та, по её мнению, являлась не слишком подходящим чтивом для детей. И поскольку их тётя была из тех людей, при которых никогда и в голову не придёт обсуждать что-то действительно волнующее, разговоры о поимке тюленей или русалок сразу стали невозможны.
В этой ситуации лучше было читать «Эрика» и остальные книжки, но это было невыносимо.
Последние две фразы Бернарда и Кэтлин засели в головах у двоих старших ребят. Вот почему, когда они приехали в Бичфилд и встретили маму, чему очень обрадовались, а тётя Энид неожиданно уехала тем же поездом, чтобы повидаться с настоящими родственниками в Боунмозе, они не сказали ни словечка о тюленях и русалках, а лишь все вместе откровенно радовались тётиному отъезду.
– Я думала, она всё время пробудет с нами, – сказала Кэтлин. – О, мамочка, я так рада, что это не так!
– Почему? Ты не любишь тётю Энид? Разве она не добрая?
Все четверо подумали о лопатах, вёдрах и сетях для ловли креветок, а ещё об «Эрике», «Элси» и об остальных книжках и хором сказали:
– Ну…
– Тогда в чём же дело? – спросила мама.
И они не смогли объяснить ей. Иногда ужасно трудно сказать некоторые вещи маме, как бы сильно ты её ни любил. Лучшее, что смог ответить Фрэнсис, это: «Ну… Видишь ли, мы к ней не привыкли».
– И я думаю, она не привыкла быть тётей. Хотя она была милой, – добавила Кэтлин.