Шрифт:
– Сейчас все станет ясно, – кивнул Собачкин. – Женщина, имя которой мы разглашать не станем, рассказала, что Маргарита Боброва, которую похоронили вскоре после смерти Маугли, жива. Ей поменяли документы, дали паспорт на имя Клавдии Петровны Воробьевой.
– Да, – подхватил Кузя. – Мать не сказала дочерям правду, что их отец – криминальный авторитет, и не упомянула про смену собственного паспорта.
Кузя обвел всех взглядом.
– Удалось установить, что Ольга Воробьева сменила имя и фамилию, а спустя время собралась в загс. И теперь, после регистрации брака, ее зовут… – Кузя сделал паузу, – …Олеся Юркина! Думаю, сменить паспорт ей помогли. А выйдя замуж, она вновь сменила фамилию и стала Юркиной.
– Не понял, – перебил певец нашего компьютерного гуру.
– Ваша жена Олеся Юркина несколько раз меняла фамилию и один раз изменила имя в паспорте, – осторожно проговорил Дегтярев. – Изначально она Ольга, дочь криминального авторитета.
Юркин уставился на жену.
– Интересные новости! Смена паспорта, наличие близкой родственницы… Впервые об этом слышу! Ты же говорила, что ты сирота…
– Ну… – зашептала жена, – Алевтина меня младше, поэтому мы никогда не дружили. А когда мы с тобой поженились, на нас напали журналисты. Ты звезда, поэтому все хотели фото и интервью. И тогда вдруг появилась Юля, которая тоже сменила имя и стала Алей. Она позвонила, попросила о встрече. Я приехала, услышала от нее просьбу одолжить большую сумму, ответила: «Такими средствами не располагаю». Она обозлилась: «Возьми у мужа! Наша мама умерла, хоронить не на что! Имей совесть!»
Олеся поморщилась.
– Мама – ужас моего детства и отрочества. Она меня терпеть не могла, за все наказывала, била, часто говорила: «Без тебя я могла бы жить счастливо!» Я не понимала, чем мешаю мамаше.
Женщина закрыла лицо ладонями.
– Прости, Макс, я тебе никогда о своем детстве не рассказывала, боялась, вдруг, узнав правду, ты бросишь меня. Но сейчас все расскажу.
Олеся сжала пальцы в кулаки и опустила руки.
– Слушайте!
Глава тридцать вторая
У Оли, так тогда звали Олесю, никогда не было проблем со сном. Ровно в двадцать тридцать Клавдия велела детям пить кефир. Возражать матери школьницы боялись, потому что рука у нее была тяжелая и скорая. Начнешь выражать негодование – живо получишь по щекам. Но кефир старшей девочке нравился. Он был всегда густым, вкусным, и к нему прилагалась конфета, мармеладка или пряник. Сначала следовало идти в душ, потом угоститься, почистить зубы – и в кровать. В ванную сестры ходили по очереди, кефир тоже пили не одновременно. Оля как старшая всегда первой шла в душ. В постели разрешалось почитать полчасика книгу, не учебник, а что-то развлекательное. Но глаза у Оли всегда быстро начинали слипаться.
Один раз школьница, войдя в кухню, взяла свою чашку, а та не пойми как вывернулась из пальцев. Девочка ухитрилась поймать ее до того, как та шлепнется на пол, выдохнула и впала в ужас. Слава богу, фарфоровая кружечка жива, а вот кефир оказался весь на полу. Хорошо, что мама чем-то была занята в своей комнате. Вне себя от страха, девочка понеслась в туалет, схватила всегда лежавшую там половую тряпку, живо навела порядок. Потом она помыла тряпку в раковине в кухне (о ужас!), повесила ее как ни в чем не бывало на батарею. Вскоре из ванной вышла младшая сестра, появилась Клавдия.
– Мамочка, я выпила кефирчик, – солгала старшая дочь. – Можно книжку почитать?
– Сначала зубы почисти, – велела мать.
Оля выдохнула и обрадовалась – никто не понял, что случилось.
Странное дело, но в тот вечер девочка никак не могла заснуть. Она вертелась с боку на бок, не понимая, почему мается бессонницей. В половине двенадцатого вдруг раздался мужской голос:
– Добрый вечер, радость моя!
– Тише! – шикнула мать.
– Дочки спят, – рассмеялся незнакомец. – Чайку нальешь? Или сразу в спальню?
– Потом почаевничаем, – захихикала Клава. – Я соскучилась, тебя неделю не видела.
Послышались тихие шаги, заскрипела лестница. Мать жила на втором этаже, а дети – на первом. Оле на тот момент исполнилось пятнадцать, она знала, чем женщина с мужчиной занимаются наедине в спальне. Девочка замерла у двери своей детской. Сколько она там простояла, неизвестно. Потом снова заскрипели ступени.
– Погрызть что-нибудь есть? – осведомился незнакомец.
– Конечно, – ответила Клава, – я к твоему приходу сварила суп куриный.
– Наливай в таз, я проголодался, – уже громче произнес дядька. – Тарелка маловата будет.
– Тсс! – шикнула мамаша. – Вдруг девчонки услышат?
– Не дрейфь, снотворное, которое ты им в кефир подливаешь, не советское. Оно из Америки, осечек не дает.
– Советского теперь ничего нет, – рассмеялась мамаша.
– По привычке сказал, – пояснил гость.
Школьница еще долго подслушивала беседу взрослых. Вона что! Мать опаивает детей снотворным, желая заняться с каким-то мужиком неприличным делом?