Туда же отправился завонявший шашлык и персиковые огрызки. Остатки пиццы на масляном листе бумаги, уставший салат и чай. И компот. И рыбу. А сверху солнцезащитный крем, которым так щедро сдабривала свою жопу дорогая наша гостья.

Содержимое мусорного ведра? Туда же!

Что еще?

Я сходила в ванную и одним движением смела с полок все банки, склянки, предметы личной гигиены. Большую бутылку шампуня открыла, сдавила и небрежно бросила сверху.

Все добро поместилось в два здоровенных пакета. Я плотно завязала каждый их них, потому что воняло настолько отвратительно, что не знаю, как сдержала рвотный порывы, пока тащила это все к мусорным бакам у въезда во двор. Бросила мешки на солнцепёке, чтобы уж наверняка дошло до кондиции, и пошла обратно, намереваясь продолжить в том же духе.

Сжечь бы весь этот рассадник похоти и заразы, да я слишком расчётлива и прагматична для этого. Нам еще имущество делить…

Я вытаскивала все, на чем мне хотя бы чудился отпечаток присутствия Марины. Даже надувной матрас, по которому она елозила своими гадкими стрингами, проколола с диким удовольствием и топтала ногами, пока не вышел весь воздух.

Гора барахла у мусорных баков неотвратимо росла, а я, наоборот, все сильнее входила в раж. Оттащила туда и плетеный шезлонг, и лавку, на которой сидела эта прошмандовка.

Кто-то скажет, что я тронулась умом, но мне это было необходимо. Я громила ни в чем не повинные вещи и чувствовала себя лучше. Злость, которую я старательное в себе распаляла действовала как защитная броня. Сквозь нее не могли пробиться ни боль, ни сожаления. Никаких дебильных мыслей из разряда: а что, если Даша права, и надо простить.

Ну, уж не-е-ет. Я купалась в этой злости, молилась на нее, упивалась каждым витком бешенства. Наслаждалась ненавистью.

После гостевого дома, бассейна и зоны барбекю пришел черед главного дома. Нашей спальни. Того храма любви, в котором еще недавно я была главной и единственной жрицей.

Теперь это была просто комната, в которой слишком сильно воняло предателем. Все его вещи тоже отправились в мусорные пакеты, как и обувь, одеколоны и все остальное. Пусть скажет спасибо, что обошлось без тухлой рыбы.

День прошел как в тумане. Я крутилась, как белка в колесе, не позволяя себя лишний раз остановиться и подумать. К черту мысли – от них только хуже. Мне нужна усталость. Такая, чтобы без задних ног упасть на кровать и отрубиться мертвецким сном.

За все это время Даша лишь дважды попадалась мне на глаза. Первый раз я увидела ее в окне, когда вытаскивала Маринин хлам к помойке. Второй раз – ее испуганная физиономия мелькнула в проходе, когда я пинками толкала к лестнице мешки с вещами ее отца.

А что поделать? Наступила Эра Расхламления и Перестановок. Привыкай, доченька… Если, конечно, останешься со мной, а не выберешь сторону своего дорогого, горячо любимого папочки.

А если все-таки выберет его?

Что ж, она достаточно большая для подобных решений. Ее дело, ее право. Если это произойдет, мне надо просто постараться не сдохнуть от боли и одиночества.

Вечером я была никакая. За весь день во рту не было ни крошки, но голод так и не пришел. Зато силы кончились. Я едва смогла добраться до ванной, принять душ, а потом просто рухнула в кровать, моментально провалившись в серые бесформенные сны.

Следующим утром был самый одинокий завтрак за последние несколько лет. Муж где-то на вольных хлебах — может, работал, а может никак не мог отлипнуть от Мариночкиных прелестей, дочь к столу не спустилась. У меня не было сил снова видеть слезы и слушать истерики, поэтому я не стала ее звать. Сейчас каждой из нас нужно было уединение и немного времени, чтобы заново научиться дышать.

Я снова предпочла активность унынию и ринулась на работу. Переделала кучу дел, и могла бы переделать еще в два раза больше, но не смогла справиться с фобией. Мне вдруг начало казаться, что в мое отсутствие в дом снова заползет змея и попытается свить там гнездо. Поэтому раскидав все дела, понеслась обратно. К счастью, мои страхи оказались беспочвенными – дома было все по-прежнему. И только я остановилась, чтобы перевести дыхание, как раздался звонок.

От Алексея.

Эх у меня и надломилось, когда увидела его морду на экране с подписью «Любимый». Прострелило от макушки и до пяток и затрясло. Боль, страх, отчаяние, обида, ревность – налетели, обескураживая своим напором.

Однако, ни одно из этих чувств не просочилось в голос, когда я ответила на звонок.

— Слушаю!

— Лена? — настороженно спросил пока еще мой муж.

— А ты звонил кому-то другому?

— Нет. Тебе. Хотел узнать, готова ли ты меня нормально выслушать.

— Нормально это как? — хмыкнула я.

— Без истерик и криков.

Не готова, но фиг ли откладывать?

— Без проблем. Где? Когда?

Пока я прикидывала, как подготовиться к встрече, Леша огорошил следующей новостью:

— Я уже у ворот. Сейчас зайду.

Да твою ж мать…

Я не готова.

Я вышла встречать его на крыльцо, вовсе не от того, что капец как обрадовалась возвращению блудного мужа. Нет. Меня передергивало от одной мысли, что он зайдет в дом. Я только навела какой никакой порядок и не хотела, чтобы заново топтались грязными ботинками.