Он, можно сказать, выхватил хорошую дозу «экстаза верующего», как я для себя назвал это состояние. Я читал у него в голове, что он сейчас был готов опуститься на колени, и реально расшибить себе лоб в поклонах. Весь его крепкий, но старческий организм, был настолько возбуждён происходящим действом, что он плохо осознавал, что происходит вокруг. Эйфория затопила его, поглотив без остатка.

Как же так? Ведь в предыдущий раз — в автомобиле, такого эффекта совершенно не наблюдалось. Если бы Божественная Благодать и в прошлый раз так подействовала на старика, он не сумел вышибить из батюшки дух ударом приклада.

Видимо, отец Евлампий по моей просьбе что-то существенно изменил в этом таинстве. Вот и результат получился совершенно иным. Понять бы только, что он сделал на этот раз? Мысли непрестанно крутились в моей голове, прикидывая разнообразные варианты. И один из них показался мне вполне достойным своего существования.

В прошлый раз священник использовал проливающуюся на него Благодать как оружие против Зла. И она никоим образом не затрагивала обычных простаков, концентрируясь именно на таких тварях, как я и Глория. Думаю, что находись в тот момент рядом с нами Черномор, либо любой другой колдун, маг, нежить или нечисть — их бы точно так же вынесло из собственного физического тела.

А вот что последовало бы дальше, если бы дед Маркей не утихомирил священника, я не знал, поскольку батюшка не касался этого сокровенного момента в своих мыслях. Но по моим скромным предположениям, наши, на тот момент совершенно неприкаянные души, потерявшие связь с собственным телом, он бы просто размазал в сопли! В таком мощном потоке Божественной силы можно было запросто сгореть!

— Лять-перемать! — с облегчением выдохнул дед Маркей, когда я оттащил его на значительное расстояние от ореола силы Господней, и его вдруг резко отпустило. — Что это было, Ромка? Я ведь реально чуть Бога-отца и Бога-матерь во всём их величии не узрел!

Старик трясущейся рукой вытащил откуда-то кисет с махрой и попробовал скрутить самокрутку. Но он только рассыпал табак и рвал бумагу. Я забрал у старика курительные принадлежности и сам свернул ему козью ногу. Прикурив, я вставил цигарку в побледневшие губы деда Маркея. Старик шумно затянулся, поблескивая повлажневшими глазами с полопавшимися сосудиками, а затем мощно выдохнул едкий махорочный дым.

— Ну, вот, Онисимович, и тебя Божья Благодать в этой жизни стороной не минула! — Я ободряюще хлопнул старика по плечу.

— Чур меня! Чур! — отмахнулся дед. — До сих пор поджилки мелкой дрожью трусят, — признался он. — Настолько жалким и никчемным я себя неожиданно ощутил… по сравнению с… Теперь-то можешь мне честно сказать, товарищ Чума… Он, — старикан ткнул пальцем в небо, — действительно есть?

— А ты, старый, после всего, что с нами случилось, до сих пор не уверовал? — вопросом на вопрос ответил я.

— Б-р-р! — старик помотал головой, словно хотел выбраться из окружающего его бреда. — И то правда… — Окончательно приняв изменившуюся реальность, старикан, наконец-то, вновь повеселел. — Глядишь, и увижу Его вскорости, — и он лукаво улыбнулся, — ну, и что сказать при встрече, думаю, найдётся.

Да уж, боюсь представить себе такую картинку. Вот зачем-зачем, а за словом дед Маркей в карман не полезет. Только боюсь, что в рай ему, как и нам всем, дорога заказана — слишком много на нас всякого… тёмного… Уж больно в неспокойные времена нам жить довелось…

— Дед, ты к батюшке пока не приближайся на всякий случай, — посоветовал я. — По крайней мере, пока он светится (или святится) не перестанет. Лучше вон, пригляди за нашим «меньшим браткой», — я указал на карлика, который что-то там химичил с гигантской головой, — чтобы он тут как следует «прибрался». Нафиг нам лишние байки о великанах?

— Сделаю, командир! — отчеканил старик, полностью вернувший себе прежнее расположение духа.

— А я пойду, погляжу как там у нашей француженки дела…

— Давай-давай, за бабами всегда пригляд нужон! — Подмигнул мне острый на язык дед.

К моему приходу Глория уже серьёзно развернулась: на практически плоской поверхности большого камня уже была вычерчена (а на деле выжжена магией в камне) большая и сложная печать ведьмовского взаимодействия — сигилла. Если отбросить россыпь символов и знаков, составляющих «математическую основу» (именно так выразился профессор Трефилов) — формулу конструкта, то она была похожа на известную всем пентаграмму.

Только звезда, заключённая в основной круг, превратилась в треугольник. Три луча — по числу входящих магов в этот «малый ковен»: меня, Глории и Черномора. То есть это — триаграмма, если следовать греческой логике. На камне возле сигиллы уже неподвижно лежала одурманенная тушка какого-то эсэсовца, приготовленная к закланию. И когда она только успела?

— Повезло! Попался отличный экземпляр! — Слегка толкнув носком сапога тело фрица, поспешила похвалиться старая ведьма. — Удивительный грешник! Настоящий маньяк-убийца — клейма ставить негде! Его кровь для нашего обряда просто находка, Месер!