Да и сама ведьма прекрасно понимала всю опасность такой затеи. Мы много об этом говорили, планируя нашу совместную акцию. Но она сознательно шла на смертельный риск. Ведь другого шанса существенно и стремительно возвыситься ей может не представиться за всю оставшуюся жизнь. А собирать «объедки» для подкормки дара после войны она больше не хотела.

А вот неожиданное появление Черномора в нашей схеме, можно было реально считать настоящим подарком судьбы. Ведь его «безразмерная» борода была куда как лучше, пусть и весьма энергоёмкого кристалла-накопителя, но всё-таки имеющего ограниченную вместимость. Так что по поводу слива излишков магии можно было вообще не переживать.

К тому же нахождение древнего карлика под абсолютной клятвой верности, не позволит Черномору повернуть вкачанную в него силу против нас. И против меня лично, и против членов моей команды. Кто есть кто в этих раскладах, я ему уже пояснил и все необходимые распоряжения отдал.

А противиться моей воле он будет не в состоянии еще сотню лет. А за это столетие я постараюсь приложить все усилия, чтобы его перевоспитать. Ведь получилось же у меня провернуть подобное с братишкой Лихоруком? Вполне! А этот злобный дух поначалу был куда кровожаднее коротышки.

Да и Глория на мирную бабульку божий одуванчик совершенно непохожа. Скольких простаков она за свою весьма немалую жизнь замучила? Может, их и было за что… Не знаю… Вот и посмотрим, как моя метода перевоспитания работает на настоящих кровавых злодеях — тёмных колдунах и ведьмах. Может, я по этому поводу еще и «магистерскую диссертацию» напишу.

И еще один вопрос меня беспокоил, ведь кроме фрицев на оккупированной территории имелись еще и наши граждане. Насквозь советские. Ведь фашисты, эти натуральные монстры в человечьей шкуре, не всех вывезли в Германию. Ведь фрицам было необходимо, чтобы кто-нибудь продолжал работать на них и здесь.

Вот за жизнь этих людей я реально переживал, постоянно думая, как бы вывести их из-под удара «Гнева». Но никакого приемлемого решения не существовало в принципе. И поэтому моё чёрное сердце ведьмака болезненно ныло, а моя проклятая душа ежесекундно обливалась кровью. Вот она — оборотная сторона медали…

Если у меня всё получится, я одним мощным ударом смогу уничтожить огромную вражескую группировку с оружием и техникой, не оставив от неё и камня на камне. Это будет огромным вкладом в общее дело, способным очень сильно ослабить врага и существенно ускорить нашу победу, но…

Я уже успел прочитать в голове Глории примерное количество наших людей, оставшихся в Покровке. Их было на порядок меньше гитлеровцев в селе, но они всё равно были. И как их спасти у меня не было ни малейшего понятия. Но и оставить в живых врагов я тоже не имел права. Ведь вступление их в бой может обернуться для нас куда большими жертвами… Намного большими…

Это было страшно… Это было немыслимо для того меня — человека из куда более «мягкотелого» будущего. Но я должен был обязательно принять это нелегкое решение… Через душевную боль и кровавые слёзы, но должен! Во теперь я прекрасно понимал тех командиров, которые отправляли своих бойцов на смерть, заведомо зная, что они уже не вернутся назад живыми…

Оправдывает ли малая жертва большие потери? Или как там у незабвенного классика? Счастье всего мира не стоит одной слезинки на щеке невинного ребёнка? За точность не ручаюсь, но как-то так, вроде бы звучала эта фраза[1]. Может, и не совсем к месту, но отчего-то именно она вспомнилась мне в этот момент.

Однако, и еще одна цитата из того же произведения неожиданно пришла мне на память: «Я всю Россию ненавижу… В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы, умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки».

И ведь сколько лет после нашествия Наполеона прошло, а так ничего и не изменилось… И мне подобные речи приходилось слышать от всяких-разных либерастов, только уже по отношению к Гитлеру. Вот для того, чтобы такие мысли не появились в будущем даже в зародыше, я готов и жизнь собственную положить, и муки в аду терпеть…

— Месер? — заметив отобразившиеся на моём лице мучительные размышления, произнесла Глория. — Могу я чем-то помочь?

— Нам надо как-то объединить наши усилия, а вот нормального способа придумать не могу, — ответил я, не желая озвучивать вслух обуревающие меня мысли.

Не известно, как их сейчас воспримут мои новоявленные помощники? Не посчитают ли это проявлением постыдной слабости? Они ведь уже давно не находят человеческую жизнь ценностью (если вообще когда-нибудь находили). Что старая ведьма, что Черномор легко пустят «под нож» любого простака, если это потребуется для выполнения какого-нибудь хитрого плана или сложного колдовства.

В открытую они мне, конечно, противиться не будут. Черномору магическая клятва не позволит, а у Глории свои тараканы в головы. Не знаю, как бы она отреагировала, если бы узнала, что я не даю возродиться во плоти настоящему первому всаднику Чуме, и держу его в заточении в собственном сознании.