— Так у тебя уже все готово?

— Осталось еще нанести пару штрихов, — сообщила Глория. — И дождаться заката…

Солнце медленно приближалось к горизонту, заходя за ближайшую гряду уцелевшего в пожаре лесного массива. Длинные тени деревьев расчертили каменистую землю, предвещая скорое наступление сумерек, а затем и тьмы. Но светило еще не успело окончательно закатиться, как я увидел приближающуюся к нам группу моих соратников: деда, карлу и священника.

Вот только отец Евлампий едва передвигал ноги, буквально повиснув на своих спутниках. А если учесть, что размер Черномора и старика существенно разнился, то эти двое тащили священника как-то боком. А учитывая вес монаха, то и вовсе непонятно, как у них это получалось.

А батюшка уже не светился. Да и вообще он как-то весь посерел, а под его глазами залегли черные круги. Я бросился к ним на выручку, машинально отметив, что перстень на его руке тоже пуст, и не источает даже капли Божественной Благодати — священник использовал все свои силы. Без остатка. Подбежав, я подставил плечо, сменив карлика.

— Всё вышло, ведьмак… Всё вышло… — едва слышно просипел инквизитор, повиснув на мне всем своим немалым весом.

— Что вышло, святой отец? — Я незаметно кастанул целительское заклинание и попытался «пропихнуть» его в истощенное тело священника.

Но не тут-то было, мой безотказный конструкт как будто ветром смело. Он рассыпался, едва соприкоснувшись с телом отца Евлампия. Оно оказалось настолько пропитано Благодатью, что едва само не излучало Божественную силу.

И тут до меня дошло, каким образом в миру появлялись чудотворные мощи разнообразных святых, источающие Благодать, и творящие настоящие Чудеса. Те, кто всю жизнь работает с потоком энергии, волей-неволей пропитывается ей настолько, что сам начинает «фонить». Батюшке до этого еще далеко, но, чувствую, что после смерти и его нетленные мощи станут объектом поклонения верующих.

Но сейчас мне было не до этого — мысли промелькнули, я их не забыл, но задвинул в дальний уголок сознания, чтобы не мешали. Обдумаю позже. А вот священнику я теперь помочь ничем не могу — его физическое тело не принимает моей проклятой силы, оформленной в виде печати.

Так что надежда остаётся только на одно — что он здоровый мужик и сумеет сам выкарабкаться. И ведь его состояние чем-то похоже на «лихорадку Сен-Жермена», только «передозировка» наступила от Божественной силы. По всей видимости не может обычный простак выдержать такую нагрузку. А батюшка явно прыгнул выше головы.

— Я их вывел из-под удара… — прошелестел монах, а его голова повисла на расслабленной шее. Ему даже её удерживать не хватало сил. — Переместил… подальше отсюда… — продолжал шептать он словно в бреду.

Ох, нихрена же себе! Я даже представить не мог, как ему удалось справиться с этим невыполнимым заданием. Ведь это надо как-то найти и отфильтровать целую кучу народу, а потом еще и скопом перенести её куда-то… подальше…

Но уточнять я не стал, да и батюшка не в силах был на это ответить. Его глаза закатились, и он окончательно потерял сознание. Мы со стариком аккуратно положили его на землю неподалеку от выжженной в камне сигиллы, подсунув под голову скатанный в рулон мундир пленного эсэсовца.

— Приглядывай за ним, дед! — попросил я старика. — Сейчас нарисуем фрицам козью морду, и эвакуируемся всем отрядом!

Да-да, отрядом! И никак иначе! Несмотря на все недостатки я считал нашу группу настоящим боевым отрядом, действующим в тылу врага. Пока мы возились со священником, на улице основательно стемнело.

— Можно начинать, Месер? — спросила ведьма, вооружившись каким-то жутко старинным медным ножом, полностью покрытым зеленой патиной.

— Начинай! — Дал я отмашку, после чего Глория сноровисто перерезала глотку пленённому эсэсовцу.

[1] Схимник, или схимонах, — это монах, принявший высшую степень монашества, называемую схимой. Схима предписывает затвор и соблюдение строгих правил, связанных с аскетическим образом жизни.

Ловкости старой ведьме было не занимать, и темная густая струя из перерезанного горла оросила запыленный камень, нагретый заходящим солнцем. Тугой поток крови хлынул ровно туда, куда и должен был — в специальный желоб, выжженный колдуньей прямо в каменном валуне. Глория держала за шиворот на весу вяло трепыхающееся тело эсэсовца, не испытывая при этом никакого напряжения, словно чёртов ублюдок ничего не весил.

Но я-то знал, что это не так — грёбаный фашист был весомым «кабанчиком», и не всякий крепкий мужик удержал бы такой груз на одной руке. Но Глория была трёхсотлетней ведьмой шестого чина, а физические кондиции одарённых подобного ранга не идут ни в какое сравнение с обычными простаками, будь они хоть олимпийскими чемпионами, хоть чемпионами мира.

Губы ведьмы почти беззвучно шевелились (но я со своими способностями прекрасно слышал каждое слово), начитывая неизвестное мне вербальное заклинание. Мне пока делать было нечего, и я с интересом наблюдал за её волшбой. Словесная магия, не использующая печати, меня весьма привлекала. Но в веде, доставшейся мне по наследству от Степаниды, такой волшбы практически не было.