— Мне медсестра в больнице помогла связаться с супругой. Я надеюсь, товарищ Берия или кто-то иной не будет за это ее наказывать. Ведь формально она ничего не нарушала, — решил я подстраховать Дарью.

Сталин подтвердил, что я могу не переживать по этому поводу, после чего я все же отправился обратно в больницу.

— Вы уверены, что это хорошая идея? — спросил Лаврентий Сталина, когда машина с Огневым покинула территорию усадьбы.

— Сергей показал, что умеет замечать закономерности и делать неожиданные выводы. Его идеи тоже отличаются от стандартных. Ты, Лаврентий, так и не предложил мер по тому, как сбить желание у наших врагов охотится на наших граждан.

— Но я же делал доклад…

— Я помню. И ничего кардинально нового там нет. Все это ты УЖЕ обязан делать, просто теперь в большем объеме. Однако эти меры не помогают. Поэтому послушай, что предложит парень. Для него сейчас эта работа — самая важная из текущих. И выкладываться он будет на максимум своих возможностей.

У Сталина были и другие мотивы поступить таким образом, о которых он не сказал Берии. Например, Иосиф поддержал мужчину с его желанием скрыть парня от общества не потому, что его убедили аргументы Лаврентия. Просто Огнев стал постепенно выходить из орбиты влияния генерального секретаря. Пока что это едва заметно. Ну что он сделал? Лишь пошел в президиум со своими правками в законы. Но факт, что он не поставил об этом в известность его, Сталина, — это уже звоночек. Прибавить к этому, что парнем сильно заинтересовались товарищи в политбюро. Особенно Серго. Как Орджоникидзе уговаривал всех, чтобы следующий доклад был по его ведомству! Еле удалось сменить вектор внимания членов политбюро на армию и подчиненных Ворошилова.

Тут тоже Сталин преследовал сразу несколько целей. Проверить, что твориться в армии, лишь одна и не самая главная. Вот «встряхнуть» эту структуру — другое дело. Напомнить старому товарищу, что забываться не стоит и надо уметь вовремя остановиться, когда делаешь нападки в сторону личных протеже Сталина. Да и просто понять, как развивать эту махину, необходимо. А Огнев уже доказал, что умеет делать далеко идущие выводы, на основе которых получаются очень впечатляющие результаты. Вон, даже враги это оценили.

Но если вернуться к парню — Сталину нужно было «вернуть его в стойло», однако так, чтобы у Сергея не возникло даже тени неприятия к своему покровителю. И неожиданное предложение Лаврентия оказалось «в тему». Повторять своих ошибок, как получилось со старшим сыном Яковым, до сих пор живущим у родни жены в Ленинграде и ни в какую не желающего возвращаться под отцовское крыло, Иосиф не желал.

Что касается самого Лаврентия… поначалу Сталин еще опасался, что тот будет благодарен парню за «освободившийся пост». Что вызывало откровенную опаску. Не любил Иосиф, когда подчиненные сильно дружат. Эдак они и против него самого могут дружбу завести. Но потом неосторожные действия Лаврентия в отношении жены Сергея убрали это опасение. Однако сейчас их конфликт стал сильнее, что может в дальнейшем негативно сказаться на работе обоих. Надо, чтобы они учились работать, невзирая на личную неприязнь. Когда это необходимо конечно. А то — оба еще молодые, горячие. Лаврентий же с таким стремительным взлетом и в такой специфической структуре похоже начинает забывать, что не все вокруг должны его бояться или относиться уважительно. И тем более не все должны полностью следовать его рекомендациям. Да и внешний вид Сергея сыграл с Берией похоже злую шутку. Зря он парня не воспринял всерьез.

«Или наоборот? — вдруг проскочила мысль у Сталина, — Лаврентий очень серьезно относится к Огневу и потому спешит его убрать или взять под контроль пораньше, пока это возможно? Стоит обдумать это…»

Тут на веранду забежала девочка лет пяти, за которой запыхавшись бежала женщина.

— Света, стой! — крикнула она девчонке вдогонку, но нагнать сумела лишь уже на веранде, когда та с усердием забиралась на колени Сталина. — Извините, Иосиф Виссарионович, не догнала я ее.

— Ничего, — усмехнулся мужчина в усы, — мы уже закончили, Александра Андреевна. Что ты хотела мне сказать, доча? — обратился он к девочке.

— Стих!

Лаврентий молча уткнулся в кружку с чаем. В принципе все уже было обсуждено, но покидать общество генерального секретаря пока тот не разрешит, не имея срочных дел, не стоило. Вдруг все же они еще о чем-то поговорят?

По возвращению в больницу меня попыталась тут же закидать вопросами Дарья. И к моему удивлению от нее почти не отставал Королев, даже выйдя из своей меланхолии.

— Дайте мне хоть слово сказать, — остановил я их.

И лишь дождавшись тишины, ответил.

— Разговаривал с товарищем Сталиным. Звонок родным разрешили, но пока не выработаем меры противодействия попыткам покушений — остаемся «в подполье». Этим буду заниматься вместе с товарищем Берией. Доклад окончил.

— Вы говорили с товарищем Сталиным? А где? В Кремле? А какой он? Очень строгий? А…

Дарья тут же начала бомбардировать меня вопросами, будто до этого и не знала о моем знакомстве с генеральным секретарем. Или и правда это прошло мимо нее? Сергей Палыч же при словах о звонке родным просветлел лицом, но потом нахмурился, когда узнал, что «воскрешать» нас пока не будут. Видно все же надеялся, что мне удастся убедить Иосифа Виссарионовича отменить прошлое решение. Но чуда не произошло. Однако главного на мой взгляд я добился — и родных успокою и хоть какая-то определенность появилась. Осталось лишь дождаться разговора с Людой и как-то объяснить ей, почему стоит и дальше держать на лице скорбь и траур. Но все равно я рад. Соскучился по ней.

Середина августа 1932 года

— Сережа? — сначала с недоверием переспросила Люда в трубку телефона и уже гораздо более радостно, когда до нее дошло, что это не сон, воскликнула, — Сережа! Наконец-то! Что с тобой случилось?

— …

— Как к тебе приехать? Где ты лежишь?

— …

— Что значит «нельзя»?! — возмутилась девушка.

На ее восклицания и эмоциональный разговор вышла Настя с Лешей на руках и с любопытством принялась «греть уши».