Крумм, Ионаш. Что-то знакомое… Водитель. Так зовут ее водителя. Это он? Бинты скрывали лицо, видны были только неподвижные глаза и небольшая часть лба.

— Крумм, — окликнула его Бержер. Взгляд остался остекленелым.

Прикоснувшись к его коже, Сесиль убедилась, что та совершенно холодна.

Бержер выбежала в коридор, призывая на помощь. Но ответом были лишь безучастный гул труб и гудение немногочисленных ламп.

В дальнем конце коридора — раскрытая дверь, из которой льется свет. Бержер решительно направилась туда. Короткий освещенный участок, долгая тень, опять работающая лампа, снова тень, и наконец ослепительно белое помещение. Медсестра спит, лежа на столе, положив голову на скрещенные руки. Рядом опрокинутая алюминиевая кружка. Запах не оставляет сомнений в том, что именно в нее было налито.

Бержер со всей силы шарахнула ладонью по столу. Медсестра проснулась и разразилась было руганью, но ответом была жестокая оплеуха, которая вмиг разогнала хмельную пелену.

— За мной, живо, — тихо приказывает Бержер. Взгляд ее настолько страшен, что проспиртованная ведьма послушно вскакивает и семенит следом. В дверях палаты Бержер указывает на койку Крумма.

— Вы проспали пациента.

— А, что?.. Ах, жмур? Ну, что поделать, бывает, что и жмур, — бормочет старуха, водя фонариком над глазами Крумма. — Все, тут уже ничего не поделаешь.

— Вы за это ответите.

— А я-то тут при чем? Вовсе я тут ни при чем, ну помер и помер… И… И драться незачем!

Потом появляется врач и, пожимая плечами, повторяет то же, что сказала медсестра. Крумм мертв. Его тело застегивают в пластиковый мешок и увозят.

Не в силах более заснуть, Сесиль Бержер до рассвета бродит по бесконечным больничным лестницам и коридорам. Оглядывает ряды труб и кабелей, темные пятна на осыпающихся потолках, считает ступени и бетонные плиты на полу и прислушивается к пугающе потусторонним звукам, коими спертый больничный воздух пропитался до насыщения…

Виктор включил фонарь, повел им из стороны в сторону и выключил. В ответ из густой мглы раздался короткий приглушенный свист.

На углу полуразрушенного здания, выходящего на набережную, собралась небольшая группа людей. Их лица скрывали шарфы или респираторы, а одежда явно свидетельствовала о готовности к быстрому и продолжительному бегу. За плечами у всех — рюкзаки и смотанные веревки.

— Я вас приветствую, коллеги, — произнес Виктор.

— Добро пожаловать, Вагант, — бархатистым басом ответил один из собравшихся и сразу же обратился к другому: — Мы ждем кого-нибудь еще?

— Через пару минут должен прибыть Сарацин, — прогудел в ответ голос из-под респиратора.

Из тумана бесшумным филином возник еще один буклегер: означенный Сарацин — низкорослый и широкоплечий.

— Прометей просил передать вам свой привет и засвидетельствовать глубочайшее почтение, — раздался голос новоприбывшего. Он говорил с чуть заметным азиатским акцентом. Этим и объяснялось его прозвище.

— Он также просил передать, чтобы вы не подвергали себя излишнему риску.

— Как обычно, — отозвался хриплый голос, исходивший от самого крупного из собравшихся. Велиал. Бывший байкер, армейский взрывотехник и, по его собственным словам, убежденный кроулианец, Велиал имел весьма устрашающую наружность. При этом мало кто в Метрополисе лучше него разбирался в философско-религиозной литературе. Да и в технической тоже…

Сарацин, знаток документалистики. Оберон, филолог-медиевист. Золтан, специалист по фольклору юго-восточной Европы, и гаэлист Кернун. И Навсикая, собирательница песен на нескольких языках. Виктор не мог вспомнить ни одной операции, в которой эта молчаливая женщина не принимала бы участия.

Успешный бизнес требует определенной доли нахальства, даже наглости. Экспедицию на северо-западную окраину города, к тоннелям, по которым в Метрополис подавалась вода реки Арлун, трудно было назвать иначе как проявлением наглости в крайней степени: в трех сотнях метров отсюда располагался сторожевой пост — с прожекторами и пулеметной вышкой, а патрули проходили каждые пятнадцать минут.

Впрочем, нынешняя операция была из ряда вон: как правило, отправители снабжали брикеты с книгами растворимыми грузами; течение протаскивало посылки мимо патрулируемой зоны под поверхностью воды, а дальше их вылавливали уже в Пустоши… Но в этот раз пришло известие, что грузов не будет: запасы сахара у отправителей исчерпались.

Оберон посмотрел на часы.

— Четыре минуты до патруля.

— Сколько их там? — спросил Сарацин.

— В тепловизор Альва последний раз разглядела четверых, — ответил Кернун.

— У них ведь тоже тепловизоры, небось? — спросил Золтан.

— У них терагерцовые гибриды, — ответил Белиал. — Хотя не факт, что рабочие.

Что-то пискнуло. Оберон крутанул ручку на рации, висевшей на груди.

— Да, дорогая.

— Вы там все в сборе? — раздался женский голос. Жена Оберона Альва обыкновенно оставалась в дозоре. — Патрульные перешли мост и идут по внутренней стороне, через пару минут будут проходить мимо вас.