— Ничего не понимаю, — проворчал он. — Что в этом смешного? Это ты построил?

— Обижаешь, я б такой х**нёй даже за деньги страдать не стал.

— Так может, объяснишь?

— Ну подойди поближе, прочитаешь название.

Федька сделал пару шагов по направлению к стрёмному серому сараю и остановился, будто ему доской по морде у**али.

— Что-о-о? — крикнул он.

Тут я уже заржал в голосину. Потому что знал, что прочитал Федька в своём интерфейсе. А именно: «Единый Храм. Религиозное сооружение». И всякие там характеристики.

— Это что — глюк? — орал Федька. — Этот проект разрабатывали год! Год! На него пригнали лучших архитекторов! Какая-то ошибка, надо сообщить куратору. Наверняка просто текстуры не прогрузились.

— Расслабь анус, Федя, — посоветовал я. — Всё прогрузилось. Видишь ли, твои коллеги мудро рассудили, что в виртуале на**й не нужно поддерживать всякую религиозную рознь, а то и до мордобоя недалеко. Решили сделать одну молельню на всех.

— Это мне известно!

— Ну, вот. Но молельня не должна была никого оскорблять. Ни иудеев, ни католиков, ни православных, ни мусульман. Ну и — вот.

Я опять заржал на грустную серую коробку, которая, при всём своём у**анстве, не могла, как ни старалась, никого оскорбить. Ей было тупо нечем.

У Федьки опустились руки.

— Это безумие, — пробормотал он. — Там... Такое чувство, что если зайти внутрь — увидишь кучу говна и сдохшего от передоза бомжа.

— Не, ты чё, Федь. С этим строго. Говорю ж, насрёшь — штраф п**дец просто. Хуже, чем если покемонов ловить.

Судя по тому, как штормило Федьку, он был близок к тому, чтобы начать ловить покемонов. Попытался что-то сказать — не сумел, закашлялся.

— Вот так взрослые люди и развлекаются, — подытожил я. — Смотрят, как дебильё творит х**ню, и ржут. Это ж такое дело — бесконечно смотреть можно. Как горит огонь, как течёт вода, и как долбо*бы творят х**ню...

Я осекся, потому что в этот момент двери храма открылись, и наружу вышли двое.

Да ну нахрен! Туда что, реально кто-то ходит? Может, парни денег накопили и решились-таки насрать?

Они шли мимо нас и о чём-то беседовали. У одного — усы, короткая борода и длинные волосы ниже плеч. Джинсовка расстёгнута, под ней — психоделическая майка. Джинсы, кеды... Где он шмот-то такой тут взял?!

Второй был помоложе, одет во всё чёрное, волосы кудрявые, рожа азиатского типа. Они о чём-то разговаривали, и когда подошли ближе, я услышал, как тот, что с усами и бородой, густым таким голосом говорит другому:

— Собственно говоря, вот эта вот концепция, вот это вот полное отсутствие всяких, скажем так, привязок, я думаю, это идеально. По большому счёту, людям не навязывается ничего, никакого шаблона, собственно говоря. И когда ты заходишь внутрь — там полное, скажем так, ощущение единения с собой. Ты можешь наполнить это место для себя чем угодно. Это и есть настоящий виртуал, по большому счёту.

А второй отвечал тоже приметным голосом, низким, хрипловатым в особинку:

— Так не идёт же туда никто, Игорь.

— Вить, ну ты подумай сам, — ласково сказал первый. — Не идут — значит, собственно говоря, не ищут бога. Не готовы пока. Не нужно им. А как будут готовы — придут. Не толпой, а поодиночке. Каждый своим путём придёт, вот...

Тут вдруг второй, который Витя, заметил меня. Остановился и уставился так, что у меня сжались яички.

— Мёрдок, — сказал Витя и как будто подвис.

— Витя, — сказал я.

Он смотрел на меня или не смотрел. Его словно в транс вышибло. Руки в карманах, неподвижный, только ветер шевелит чёрные волосы.

— Пошли! — толкнул его Игорь. — Успокойся, мы же обсуждали этот момент. Твоё наследие, по большому счёту, не может оставаться неизменным. Искусству свойственно постоянно повторяться и, по сути, переосмысляться. Ты мне поверь, я, собственно, целый проект на этом построил.

Витя нехотя подчинился и пошёл дальше, но всё-таки ворчал:

— Да это же клиника вообще. То есть, что он, что этот Вейдер...

— Не обращай внимания. У каждого свой путь. Вот он пока ещё смеётся над храмом, но однажды всё равно придёт.

— Игорь, ты так говоришь, как будто храм построили с умыслом! А не просто нарисовали какую-то чушь, которую только позволили обстоятельства.

— Не всё и не всегда должно делаться с умыслом, вот... Ты же знаешь, собственно, этот поток, который извне, скажем так, хлещет сквозь тебя, и ты — только его проводник...