Оттуда и должны были показаться Krampus.

На площади собралась толпа, большей частью туристы, укутанные так, будто им предстояло сразиться с сибирской зимой; они уже приготовили фотоаппараты, чтобы запечатлеть чертей Южного Тироля.

Мы взяли в киоске чашку горячего шоколада для Клары, два пива для меня и для Аннелизе и заняли подходящее место, чтобы насладиться зрелищем.

За церковью угадывалось какое-то движение. Местные парни добавляли последние штрихи к костюмам, мальчишки роились вокруг, бегали, скользили по льду в полном восторге. В окнах начали показываться лица стариков. Ни следа приходского священника: он появится во второй части действа, переодетый святым Николаем, чтобы изгнать страшных Krampus.

— Видишь того человека?

Вернер указал на мужчину с висячими усами, с погасшей трубкой во рту: он сидел на ступенях, ведущих к церкви, и наслаждался зрелищем толпы.

— Того типа в красном берете?

— Этот человек — живая традиция. Krampusmeister.

— Мастер чертей? — спросил я в восхищении.

— Он готовит костюмы. «Krampusmeister» — термин, который мы используем только здесь, в Зибенхохе, и очень этим гордимся. С тех пор как стоит Зибенхох, в деревне есть Krampusmeister.

— Я думал, парни сами их делают.

Вернер покачал головой:

— Nix, Джереми: существуют правила, которые следует соблюдать, традиции. Когда речь идет о костюмах Krampus, нужно учитывать каждую деталь. Иначе он может разозлиться, — заключил он с усмешкой.

— Кто? Krampusmeister? — спросил я, глядя на невозмутимого человека с трубкой во рту: я точно где-то его видел, но никак не мог вспомнить, как его зовут.

— Нет, дьявол.

Я расхохотался:

— Что за глупости.

— Что — глупости, папа?

Я усадил Клару себе на плечи (какая она стала тяжелая!) и показал ей человека с трубкой.

— Видишь того дядю в красном берете, который сидит на ступеньках?

— Папа, а ему не холодно сзади?

— Ему — нет.

— А почему?

— Он, — провозгласил я торжественно, — Krampusmeister. Портной дьявола.

Клара вскрикнула от изумления.

Я подмигнул Аннелизе.

— Да-да, именно так. Он мастерит наряды для чертей, правда, дедушка Вернер?

— У настоящих чертей должны быть рога, причем рога настоящие: барана, козы, коровы или горного козла.

— Их убивают, чтобы получить рога? — спросила Клара.

Впервые за все время нашего знакомства я увидел, как Вернер покраснел.

— Конечно нет. Эти рога… опадают сами.

— Как листья?

— Genau. Именно так. Хочешь еще чашку шоколада, Клара?

— Им не больно, когда рога опадают?

— Они даже не замечают этого. Ты точно не хочешь…

— А что еще должно быть у чертей?

От дальнейшего допроса тестя спас глухой ропот толпы.

Krampus шли гуськом, метрах в двух один от другого. Самый первый нес фонарь, воздев его, как олимпийский факел.

— У него та-а-акие длинные рога, — выдохнула Клара.

Процессия двигалась в ритме марша. Марша медленного, почти похоронного.

Мало-помалу голоса в толпе стихли. Засверкали вспышки, но вскоре и фотографы унялись. Зибенхох погрузился в потустороннюю тишину.

Ни один Krampus не походил на другого, но на всех были звериные шкуры и бубенцы на поясе; каждый держал в руках метелки сорго наподобие хлыста. У некоторых были настоящие плети из воловьих жил. Зрелище в самом деле устрашающее.

Особенно в такой тишине.

— Какие противные, папа, — проговорила Клара, запинаясь.

Уловив дрожь в ее голосе, я, чтобы успокоить девочку, погладил ее по ноге.

— Это все понарошку. Всего лишь маски.

Клара не стала возражать сразу. Krampus тем временем расположились полумесяцем в нескольких метрах от толпы, которая невольно отпрянула. Krampus с фонариком встал посредине, спиной к церкви. Луч поднимался над рогами.

— Мне не кажется, что они понарошку, папа. У них на лицах нет кукурузных хлопьев.

— Ведь они не зомби, малышка. Они Krampus. Но не настоящие. Всего лишь маски.

Не одна Клара струхнула. Я заметил, что почти все детишки и даже некоторые подростки, до сих пор хорохорившиеся, приумолкли и вцепились в куртки родителей.

— Сколько букв в слове «маска», а, Клара? — спросил Вернер.

— Сколько… сколько… не знаю сколько.

Клара скользнула в объятия Вернера, спрятав лицо на груди у деда, но все-таки поглядывая одним глазом на площадь. Вернер шептал ей на ухо что-то утешительное, даже слегка пощекотал, и все-таки я заметил, как тельце Клары содрогнулось при первом свисте хлыста, первом звуке удара.