Мэдди осушила бокал, не отводя от меня взгляда.

— Увижу, без сомнения.

— А теперь, если…

Мэдди удержала меня. Не пальцы, когти вцепились мне в бицепс.

— Вижу, что твоя прелестная женушка скоро шею свернет, стараясь сделать вид, будто ее не интересует наш маленький тет-а-тет, но задержу тебя еще на секунду. Я не вижу здесь никого из Спасательной службы Доломитовых Альп. Не знаешь, почему их нет?

Удар ниже пояса.

Ведьма знала, куда бить, и не пожалела силы. Не зря ее пера боялось все восточное побережье, да и западное тоже, по ее словам.

Меня спасло наступление союзников. Крошечный отряд легкой кавалерии ростом метр тридцать.

Клара, не обращая внимания на мою собеседницу, потянула меня за брюки, подняв кверху личико:

— Дядя Майк говорит, что нам пора идти. Начинается.

Не помню, что мне снилось, но, видимо, что-то ужасное, ибо, когда я проснулся, подушка вся промокла от слез и голова болела до спазмов, до судорог. Пришлось закрыть глаза и подождать, пока мир снова встанет на свою ось.

Я порядком выпил после просмотра нашего документального фильма. О том, что было после показа, не помню почти ничего.

Финальные титры, мрачные, бесконечные, под конец — «памяти отважных героев Спасательной службы Доломитовых Альп посвящается», и аплодисменты, сначала робкие, затем оглушительные.

Майк вертит головой, оглядывается с облегчением, а я думаю, что этот плеск не что иное, как хохот Бестии. Аннелизе целует меня, затем склоняется к Кларе, утешить ее: девочка вся в слезах, волосы растрепаны.

Не знаю, виной тому аплодисменты или вид дочери, которая плакала в объятиях жены, но факт остается фактом: когда Мэдди Грейди вложила мне в руку одного из своих марсиан, я выпил коктейль залпом.

Дальше все покатилось под гору.

От обратного пути в Зибенхох в памяти остались какие-то проблески. Остановка перед отелем, где Майк с Линдой собирались провести остаток вечера. Дорога, погруженная во тьму, силуэт шофера на фоне подсвеченного фарами ветрового стекла, Клара, спящая на коленях у Аннелизе; жена, терпеливо отвечающая на пьяные вопросы, смысла которых я не помнил, помнил только, что настойчиво их задавал.

Лестница.

Постель.

Мало-помалу приступы боли в висках стали реже, и я осознал, что лежу в постели один.

И мерзну.

Я встал, передвигаясь, как столетний старик. Проверил окно. Закрыто. Из коридора, однако, просачивался свет. Аннелизе, должно быть, спустилась в кухню перекусить, или, возможно, я так громко храпел, что она решила переночевать на раскладушке в кабинетике. Во мне проснулись угрызения совести.

На цыпочках я прокрался в ванную, сполоснул лицо, проглотил пару таблеток обезболивающего. Взъерошил волосы перед зеркалом, стараясь приобрести более-менее презентабельный вид.

В кабинетике горел свет. Дверь чуть притворена. Я постучал.

— Аннелизе?

Никакого ответа.

Я вошел.

Аннелизе там не было. Компьютер на письменном столе включен, светодиод мигает. Я пошевелил мышкой. Когда монитор зажегся, я ухватился за стол, чтобы не упасть. Слишком много часов провел я, работая над документом, который открылся передо мной, чтобы не опознать его тотчас же. Записи, сделанные на протяжении долгого спуска в ад: от нескольких слов, случайно подслушанных в Туристическом центре, до погружения в недра Блеттербаха, включая призраки Зибенхоха, смерть Бригитты, признания Вернера и Макса. Файл о бойне на Блеттербахе. Тот, который я, идиот, не стер, а просто отправил в корзину.

Аннелизе прочла.

Аннелизе узнала.

Узнала правду о Курте, Эви и Маркусе. О мужчине, которого называла отцом, и о женщине, которую называла матерью. О кончине Оскара Грюнвальда. О правосудии Отцов.

О моих нарушенных обещаниях.

— Аннелизе? — позвал я.

Зов прозвучал почти как молитва.

Никакого ответа.

Дом был погружен в тишину. Я спустился по лестнице, босиком. Уши заложило, я слышал все словно сквозь вату. Входная дверь распахнута настежь. Дует сильный ветер. На лестничной площадке скопилась вода. Идет дождь. Тучи на небе сплошной свинцовой полосой. У меня все оборвалось внутри.

— Аннелизе? — простонал я.

Не знаю, сколько времени я простоял бы в оцепенении, если бы до меня не донесся сонный голосок Клары:

— Папа?

— Малышка, ступай в постель.

— Что случилось, папа?

Я выдохнул весь воздух, какой только был в легких, глубоко вздохнул и обернулся. Главное, успокоить ее. Быть сильным. Я улыбнулся, и Клара улыбнулась в ответ.

— Ничего не случилось, пять букв.

— С тобой все хорошо, папа?

— Живот немного болит. Заварю себе чаю и снова лягу. А ты иди спать.