– После того как я увидел труп, я в этом не сомневаюсь, – сказал Данте. – Ни один поступок этих двоих не должен оставлять простора для трактовок, разве что для самых неправдоподобных. Значит, найдется объяснение и последующим действиям Мусты Фауци. Как ты сама убедилась, компьютер предоставляет немало возможностей для манипуляций.

– Как бы там ни было, нельзя исключать, что убийца – Муста. Криминалисты нашли его отпечатки. – Коломба вернула украденную перчатку на место за мгновение до того, как магазин окружили полицейские машины.

– Если бы он скрылся по собственной воле, он бы предупредил брата, чтобы тот ждал неприятных гостей. Ясно, что они друг к другу привязаны.

– А почему ты думаешь, что он этого не сделал?

– Потому что телефон Марио находится у твоих людей и он не звонил, – сказал Данте. – Но если бы убийца Юссефа хотел только от него избавиться, то просто оставил бы его труп в магазине. Таскать за собой похищенного человека – рискованная затея.

– Если ты прав, то у преступника может быть только один мотив, – сказала Коломба. – Муста ему еще нужен.

Муста обеими руками схватился за ремень безопасности, когда «хаммер» ускорился и пролетел перекресток за долю секунды до того, как загорелся красный. Женщина с пластиковым лицом спокойно свернула на кольцевую дорогу. Казалось, ничто не может вывести ее из равновесия. На ней была кепка с надписью «Нью-Йорк» и зеркальные очки, и с улицы заметить, что на ней маска, было невозможно.

Муста обильно потел. Его мутило.

– Зачем? – с пересохшим горлом спросил он.

Женщина искоса посмотрела на него, и он сразу отвел глаза.

– Зачем что?

– Зачем вы делаете… то, что делаете? – Мусте не удавалось подобрать слова. – Если вы не из ИГИЛ, то зачем убиваете людей?

– Потому что должна.

– Что значит «должна»? Вы не обязаны. Вы можете остановиться когда захотите.

– Ты правда думаешь, что твоя судьба в твоих руках? Это не так. И я своей судьбе тоже не хозяйка.

– Вы говорите странные вещи.

– Я не слишком красноречива. И уже сказала слишком много.

Следующие несколько минут они ехали молча. Муста чувствовал себя все хуже. Он ощутил позыв рвоты, но, когда открыл рот, у него вырвался только истерический смешок, перешедший в приступ безудержного хохота. Уронив голову на колени, он долго заходился смехом, не в силах остановиться. Женщина в маске как будто ничего не замечала.

Двигатель сбавил обороты, и «хаммер» съехал на обочину безлюдной дороги. Вдалеке серели очертания промышленных зданий.

– Приехали, – сказала женщина, разблокировала дверцы и вышла из машины.

С улицы сквозило ветром и далеким дождем. Припадок веселья оборвался, и Муста подумал было сбежать, но мысль о побеге казалась далекой и неосуществимой. На него навалились слабость, отрешенность и полное равнодушие к будущему. Выбравшись на потрескавшийся асфальт, он подошел к стоящей перед багажником женщине. Мимо в облаке пыли прогрохотала фура.

– Вот это здание, – сказала женщина, показав ему вглубь улицы. – Ближе я подъехать не могу. – Она открыла крышку. – Здесь есть все, что тебе нужно.

Муста увидел, что лежит в багажнике, и на секунду обволакивающее его неестественное спокойствие рассеялось.

– Не могу, – сказал он.

Женщина сняла темные очки и приподняла его подбородок кончиками пальцев, заставив посмотреть ей в глаза. Они казались стеклянными, как у чучела.

– Ты выполнишь свое задание. В точном соответствии с моими указаниями.

– Мне плохо. Господи… Кажется, я сейчас отключусь, – сказал Муста. Мир завертелся.

– Тсс… – не отводя взгляда, сказала она. – Сейчас все пройдет.

Сознание Мусты ухватилось за ее глаза, и в тот же миг все преобразилось. Ее голос отдавался в голове с силой средневекового органа. В ушах вибрировали сотни труб, и тело Мусты завибрировало в ритме вселенной. Он понял: они с женщиной в маске связаны навечно. Его предназначение неизбежно и прекрасно. Ничто не имеет подлинного значения, а сущее – всего лишь тень, которая растает без боли и следа. «То, что гусеница назовет концом света, остальной мир назовет бабочкой». Он вычитал эту фразу у какого-то китайского философа [141] , и сейчас она показалась ему как нельзя более уместной. Страх совершенно исчез, и Муста ощутил странную эйфорию, будто сбросив тяжелый груз, который давил ему на плечи с самого рождения.