— Ну да, разумно, — поддержал Денис. — Тимур, ты сможешь узнать имена пленников?

— Как? Сказать Маэстро, что выбираю имена для будущих детей, и у меня фантазия закончилась?

— Ну, я бы придумал что-нибудь позамысловатее. Но при твоей нерасположенности к творческим изысканиям…

— То есть, по простому пути мы пойти не хотим?

— В смысле?

— В смысле — запросить у того же Николая список людей, которые умерли за последние три месяца. Маэстро ведь начал действовать примерно в это время. Нужно убрать из списка тех, кто не подходит по возрасту — женщин старше пятидесяти и мужчин моложе двадцати пяти, например. Потом я отброшу пустышек — могу это сделать по фотографиям. А на тех, кто останется, буду пристально смотреть и сравнивать с теми, кого видел в подземелье.

— Голова, — оценил Денис. — Понял. Свяжусь с Николаем… Ну что, на этой прекрасной ноте — всё? Сворачиваемся?

— Погоди, — остановил я. — Ты мне вот что скажи, академический умник. Закат — это во сколько? У меня теперь интернета под рукой нет. А из окна не то, что закатное — никакого солнца не показывают. Оно в этот квартал, по-моему, даже заглядывать стремается.

— К девяти часам приходи, — сказала Мстислава. — Упырь-то — с тобой ведь потащится?

— Наверное. Вряд ли откажется послушать, как видящие друг на друга матом орут.

Мстислава вздохнула.

— Если что — сам понимаешь. Не обессудь.

— Да понимаю, не маленький. На самом деле вы ничего такого обо мне не думаете. И бить будете понарошку.

— Тебя побьёшь, — ухмыльнулся Денис. — Пустышек много не пригоняй, понял? Потом их чёрта с два от отеля отвадишь. Так и будут лететь, как мухи на… на мёд.

— Понял. Мстислава Мстиславовна! Я тут подумал. Если Маэстро сумел вселиться в Кондратия и Кима, то…

— То его ждёт сюрприз, — пообещала Мстислава. — Не беспокойся, Тимур. Мы тоже не лыком шиты.

Закончив разговор, я задумался, куда спрятать телефон. Хрен его знает, Маэстро, как и что он видит в призрачном и реальном мире, лучше перестраховаться. Блуждая по кухне, взгляд наткнулся на пережиток советской эпохи, сохранившийся только в таких домах и в таких квартирах — антресоль. Все мои знакомые, начиная ремонт в старой квартире, первым делом отрывают антресоль. Если, конечно, её не оторвали до них.

Я подставил табурет, открыл деревянную дверку и сунул телефон между коробкой, из которой торчала ёлочная мишура, и растрескавшимися резиновыми сапогами, воткнутыми голенищами друг в друга.

Спрыгнув с табурета, решительно направился к двери. Мало ли, сколько мне тут ещё зависать доведётся. Надо хоть воды питьевой купить и на обед чего-нибудь.

Прошёл через дверь в призрачном мире, естественно, и, остановившись на площадке, посмотрел на пожирателя. Оставленный наблюдать за мной, он болтался посреди лестничного пролёта, ведущего вверх.

— Не курю, — сказал я.

— Что? — удивился пожиратель.

— Не курю, говорю. Нет, не спортсмен.

— Я тебя не понимаю.

— Да? Ну, извини. Просто там, где я рос, если в подъезде кто-то сидит, то вопросы плюс-минус одинаковые, у меня ответы уже на автомате выскакивают.

— Куда собрался?

— В магаз. Нам, кожаным мешкам с костями, нужно питаться.

Не получив категорического «Стой, стрелять буду!» в ответ, я начал спускаться. Пожиратель поплыл вслед за мной. Он держался на почётном расстоянии, в затылок не дышал, чему я был только рад.

— Ты меня не узнал?

Я сбился с шага, обернулся. Смерил взглядом фигуру пожирателя.

— Н-нет… А! «Гарри Поттер и узник Азкабана», сцена в поезде? Оставишь автограф?

Чувство юмора в пожирателях, наверное, умирало вместе с телом. Ну, либо этот конкретный и при жизни был не самым весёлым персонажем. Шутка не зашла. А может, приколы про дементоров у пожирателей уже считаются моветоном. Как, например, в нашем магазине — про употребление рыбы в пищу. Если клиент спрашивает, показывая на крупную рыбку, можно ли её есть, при этом зазывно улыбаясь, мы сразу понимаем: дебил. Грубо, наверное, понимаем. Но шутка, которую каждый день повторяют десять человек, уверенных в своей оригинальности, не становится в десять раз смешнее, а раскрывает унылые виды на узкие рамки обывательского мышления.

— Я был в «Доме с лавкой», — сказал пожиратель. — Когда мы бились с видящими. Я вселялся в твоё тело.

Сложно сказать, какие эмоции мной овладели в этот миг. Если бы у психологов в распоряжении был опыт общения с людьми, пережившими утрату физического тела, и видевшими, как это тело занимает кто-то другой, наверное, у меня сейчас были бы подходящие слова, чтобы описать поднявшуюся в душе бурю. Но — увы. Призрачный мир и мир академический пересекались очень слабо. Возможно, и к лучшему.