— Обижаете. Доброй ночи.

— Сладких снов.

Я сделал несколько шагов по направлению к двери, а потом, как лейтенант Коломбо из старого сериала, внезапно повернулся и поднял палец.

— Только ещё одна вещь.

— Ну? — устало посмотрела на меня Мстислава.

— Ева слышала, как наша гостья готовится умереть.

— Чего?

— Заранее слышала. И не какой-то невнятный зов, а громкий крик. Обходчики не слышали. Пожиратели раздуплились только к ночи. А Ева слышала, когда старушка была ещё жива. Вот такая у неё суперспособность, как у видящей. Вот кого вы спокойно отправили домой.

Я постоял, наслаждаясь ошеломлённым выражением лица Мстиславы. Потом демонстративно поклонился и, повторно пожелав спокойной ночи, отбыл к себе в номер.

— Зачем тебе? — нахмурилась Алина за стойкой.

— Ну, надо, — туманно ответил я.

— Вообще-то, не полагается…

— Ты, если что, на меня всё вали. У меня справка есть.

— Хм!

В том, что у меня справка есть, Алина не сомневалась, я это уже доказал неоднократно. Поэтому и сопротивляться дальше смысла не было. Оглядевшись, она стянула с шеи форменный платок и отдала мне. Приложила к нему светло-зелёную девчачью резиночку.

Резинкой я стянул волосы в хвост, а платок повязал как бандану. Посмотрел на Алину.

— Как я выгляжу?

— Как будто собираешься продать мне марихуану. Нормально, в общем, ты всегда так выглядишь.

— А на маленькую тучку совсем не похож?

— Ну, разве что на очень маленькую…

— Эх… Ладно, была не была. Спасибо!

Мысленно перекрестившись, я направился к лифту. Пора было начинать работу с клиенткой. И надеяться, что бандана выбесит её меньше, чем дреды. Не причёску же менять из-за каждого гостя с закидонами.

В дверь номера я постучал деликатно, но настойчиво. Отметив про себя, что сделал это на автомате, не задумываясь. На таком уровне в новой профессии уже освоился.

— Войдите, — донеслось из-за двери.

Вошёл. Подходить к двери для того, чтобы её открыть, нашим призрачным гостям не требовалось. Разрешение войти само по себе означало, что дверь не заперта — здесь это так работало.

Старушка сидела в кресле, сложив руки на коленях, и смотрела в окно. Призрачный отель обладал свойством видоизменять номера под желания постояльцев. Я заметил, что кровать стала меньше, а в изголовье и изножье появились блестящие металлические прутья с шариками наверху. У кровати лежал вязаный коврик. Полукруглое кресло превратилось в старомодный деревянный стул. Я невольно вздрогнул — показалось, что чую вайб незабвенной Лидии Ивановны.

Впрочем, в следующую секунду ощущение развеялось. Больше никаких изменений в комнате не произошло. И моя новая клиентка агрессию источать не спешила. На алинин платок, украшающий мою голову, посмотрела с удивлением.

— Неужто замерз? Тепло вроде, на улице-то. Хоть и пасмурно.

— Не замёрз. Решил принарядиться перед визитом.

— Свидание, что ли?

— Ну, можно и так сказать.

Старушка покачала головой.

— «Можно сказать», «можно не сказать»… Всё-то у вас, нынешних, не слава богу. Никогда не знаете — то ли да, то ли нет. Чего хотите — и то не знаете.

— А вы всегда знали, чего хотите? — вырвалось у меня. Так себе профессионализм, конечно — начинать беседу с перепалки. Но ничего не смог поделать — ненавижу такие наезды. — Всю жизнь, даже в молодости — твёрдо знали, чего?

— Конечно. — Старушка даже удивилась. — Малая была — хотела, чтобы война поскорее закончилась. Чтобы папка с фронта вернулся. Не знала ведь, что погиб под Сталинградом, мать не говорила нам. Постарше стала — вырасти хотела, чтобы работать пойти, матери помогать. Нас, детей, у неё четверо было — мал мала меньше. После, как на фабрику пошла, учиться хотела, учёба мне всегда легко давалась. После работы в вечернюю школу бегала. Потом хотела парня встретить хорошего, доброго и работящего. Потом — детей поднять, на ноги поставить. Потом, как на пенсию пошла, участок у нас появился. Домик, огород, на лето внуки приезжали. Дочь моя, невестки — как в земле ковыряться, так перчатки надевают. А я этого не люблю. Самое счастье ведь — земли руками касаться. Чувствовать. Глядеть, как по весне на деревьях почки распускаются. Как жизнью наливается всё то, что тобой взрощено… А ты спрашиваешь — знала ли, чего хочу? Конечно, знала. Всегда. Как можно не знать?

— Ну-у…

Собственно, при таком раскладе вопрос у меня был единственный: почему эта женщина сидит сейчас здесь? Почему не вознеслась сразу, без нашей помощи? Теоретически — все составляющие для этого налицо. Но, тем не менее — что-то её гложет, не даёт покоя. Что?

— Тут видите, какое дело. Вашему поколению, конечно, очень тяжело пришлось. Война, послевоенные годы, страна в руинах. Но, с другой стороны — в чём-то и проще. У вас цель была — понятная, одна на всех. Восстанавливаем страну! Строим коммунизм! Покоряем космическое пространство! И — никаких сомнений ни в чём, потому что это было вопросом выживания. А сейчас всё сложнее. К тому, чтобы выжить, никаких усилий прикладывать не надо. Теоретически, можно хоть всю жизнь на чужой шее просидеть — сначала у родителей, потом ещё к кому-нибудь присосаться. Шиковать вряд ли будешь, конечно, но и с голоду помереть тебе не дадут, не те времена. Вариативность появилась, понимаете? А вариативность — это всегда непросто. Сомневаться сложнее, чем верить.

— Да понимаю. Чего ж тут непонятного.

Старушка вздохнула и снова уставилась в окно. Я понял, что продолжать общение ей не хочется.

Хотя по сравнению с тем, что было вчера, что-то всё же изменилось. О чём-то я её заставил задуматься. И разговаривает она со мной по-другому. И ведёт себя иначе.

— Вам, может, нужно что-нибудь? — окликнул я. — Не знаю, там… Может, огород свой посмотреть хотите? Как сады цветут?

Старушка засмеялась.

— Сады уж отцвели давно, июнь на дворе. Хорошо цвели — и яблони, и вишня. Урожай добрый должен быть. Чего мне на него глядеть? У меня уж и сыновья, и дочь — все на пенсии. Есть кому за огородом ухаживать. Не нужно ничего. Ступай с богом.