Затем Данилову удалось воспарить – хотя он не стремился к этому и не старался добиться такого эффекта. Словно с воздушного шара, закрепленного высоко над землей (как на сайте популярного картографического сервиса), он увидел разбросанные там и сям в квартале улицы Вешних Вод разнообразные строения – только, в отличие от карт на компьютере, внизу шли в реальном времени люди, ехали машины. Пролетали птицы и ребеночек играл в одиночестве в песочнице на детской площадке.

В одном из прохожих он вроде бы снова явственно увидел Вежнева. Тот мелькнул, прижимая к себе тот самый сверток.

А потом вдруг чей-то женский голос уверенно произнес где-то, как за кадром изображения:

– Он здесь.

И, перекрывая образы, словно снятые с воздушного шара, явилась перед мысленным оком Данилова «ведьма» Дарина в йоговских одеяниях, с браслетами и фенечками. Она будто бы сидела, как видел он ее в их единственную встречу, в его кабинете, свободно откинувшись в кресле, и продолжила вещать, ясно и отчетливо:

– Ты должен быть с нами.

– С вами — это с кем? – мысленно спросил Алексей.

– С нашими людьми и с нашей силой. Тогда я покажу тебе, где младенец.

– Показывай.

– Пообещай, что будешь наш.

– Ваш? А если я откажусь?

– Тогда ты его не найдешь. И никогда больше не увидишь. Но у нас есть сила. И мы можем показать тебе то, что ты хочешь сейчас знать.

– Да, я хочу! Хочу знать, где он! – воскликнул в уме Данилов.

– Тогда поклянись, что ты будешь – с нами, – продолжал все тот же женский голос.

Изображение, которое видел перед глазами экстрасенс, не оставляло сомнений в том, что голос принадлежит Дарине – молодой, чернявой, красивой женщине.

– Я буду ваш? Ваш – это чей?

– Ты все узнаешь со временем. В очень скором будущем. Но мы будем следить за тобой. И если ты предашь нас, нарушишь свою клятву, горе тебе. Самые адские кары упадут на твою голову, а главное, на головы людей, кого ты любишь: Варвары и сына. Ты будешь помогать и слушаться нас. Клянешься? – голос ведьмы стал грозным.

– Да, я клянусь, клянусь, – второпях, не думая, ответствовал Данилов.

– Договор будет скреплен кровью.

Молодой человек вдруг почувствовал явственный укол в безымянный палец левой руки – словно медсестра, как в детстве, брала у него кровь, капли заструились по подушечке и потекли ниже.

– Теперь ты наш, – торжествующим, почти громовым голосом произнесла Дарина. – Поэтому сможешь вернуть своего сыночка: улица Вешних Вод, дом номер восемьдесят восемь… Он там. Можешь взять его немедленно. Но ты не должен никому и никогда говорить о том, как получил эту информацию. О том, что я помогла тебе. Иначе горе тебе. А ты потом отработаешь мою доброту.

И ее изображение перед глазами Алексея потухло. Он очнулся, по-прежнему сидя на лавке в Делегатском парке.

Безымянный палец на его левой руке оказался окровавлен. Кровь была размазана на подушечке, словно ее только что приложили к бумаге. Чтобы подписать какой-то документ. Красные потеки стекли по пальцу к ладони. Данилов достал бумажный платок и стал вытирать, не понимая, где кончается сон и начинается явь.

Где-то там, в стороне, суетились его жена, Петренко, полицейские, следователи, эксперты. Он вскочил и быстрым шагом пошел к ним.

Отозвал Кононову.

– Варя, – сказал торжествующе, – я знаю, где он.

Глаза жены полыхнули радостью и надеждой.

– Ну?! – нетерпеливо воскликнула она. – Где?!

– Адрес: улица Вешних Вод, дом восемьдесят восемь.

– Квартира?

– Не знаю. Но надо ехать туда немедленно.

Кононова бросилась к Петренко и следаку.

Данилов услышал отдаленный голос полковника, внушительно втолковывающий следователю:

– Если Данилов говорит, что ребенок там, значит, он там.

Варвара поманила мужа к полицейскому «Форду». Бросила лейтехе:

– Едем!

– Куда это?

– Преступление раскрывать. Вам ведь «палки» в отчетности нужны? А нам, в свою очередь, понадобится ваша мигалка и, возможно, ваше оружие.

Несмотря на то что Варя внешне не теряла самообладания и даже пыталась шутить, Данилов видел, как ей нелегко, она на пределе. У него самого все внутри, каждое чувство было натянуто, словно струна. Немудрено: речь ведь шла о спасении их сына – маленького, беспомощного, единственного.