Миша смиренно кивал. Авторитет Кравченко, сорокалетнего корифея всех наук, был настолько велик, что никто не мог даже помыслить спорить с ним.

Впрочем, пробыл он с нами недолго. Посмотрел, как идут работы, и отбыл с проводниками вниз по тропе в сторону Чуйского тракта.

– Я обязан посмотреть, как идут раскопки у других отрядов Алтайской экспедиции!

Покивав и согласившись с Кравченко, что надо немедленно взяться отрывать лошадей, мы, коль скоро он отбыл, стали продолжать свою работу в главной могильной камере.

Она оказалась полна льда, и для того, чтобы ничего не упустить и не повредить лопатами и ломами, мы применили следующий метод. Заливали лед сверху горячей водой. Когда самый верхний слой растапливался, аккуратно собирали черпаками воду и процеживали ее сквозь марлю. Доставали находки, снова кипятили на кострах воду и заливали ее в раскоп.

С водой, конечно, дело обстояло непросто. Родник находился на пару верст ниже – там мы брали воду для питья и мылись. Вела туда крутая тропа – ни на какой телеге с бочкой не подъедешь. Да, впрочем, и не имелось у нас никакой телеги и бочки. Поэтому мы пошили из брезента чересседельные сумки – своего рода мини-цистерны. Рабочие на своих кониках спускались с ними к роднику, наполняли и возвращались к раскопу, около которого мы на непрерывно горящих кострах кипятили воду, чтобы залить ее в могильную камеру. Рабочих в походах к роднику и обратно обычно сопровождала Дороган, как малоспособная к иной осмысленной деятельности.

Справедливости ради надо заметить, что она постепенно освоила верховую езду, стала задавать гораздо меньше глупых вопросов, в свой черед умело выполняла обязанности дежурного: раскочегаривала костер, готовила пищу, мыла посуду. Правы оказались основоположники социализма: совместный труд в здоровом коллективе способен перевоспитать любого, даже настоящую белоручку!

Как и предсказывал изначально Миша, гроб, выдолбленный из могучей лиственницы, оказался пуст. Лишь около него в раскопе удалось найти обломок пяточной кости. Как Земсков рассказал еще в поезде, воры былой эпохи обычно вытаскивали тела мертвых наружу и освобождали их от ценностей там. А потом, на поверхности, брошенные останки людей быстро раздирали животные-падальщики.

Практически никаких металлических объектов нам найти не удалось. Даже бронзовые гвозди, которыми вышеупомянутый прекрасный ковер изначально был прибит к бревнам внутренней избы, оказались вытащенными. Зато сам ковер! Это было нечто! Огромный! Площадью пять на пять метров! Расписанный диковинными птицами и зверями, всадниками и (в центре) – с изображением неведомой нам богини! Ничего подобного, как я знала, в раскопках скифского периода до сих пор обнаружено не было! Один он, этот ковер, станет предметом тщательнейшего изучения и, возможно, не одной научной публикации!

А другие вещи из могильника! Все, что не представляло интереса для древних варваров, то есть не было сделано из золота, бронзы или меди, осталось внутри льда практически нетронутым.

Керамические кувшины с узорами, правильно предсказывал наш руководитель, оказались даже с остатками яств. Прекрасные войлочные гобелены. Еще один небольшой ковер, но из китайского шелка – видимо, у племени имелись торговые сношения с близлежащим Китаем. Деревянные подушки. А какие замечательные разноцветные птицы, изготовленные из войлока! Сложная – и красивая! – деревянная фигурка, возвышающаяся из полукруглого как бы шлема.

Им Миша оказался особенно восхищен и тут же прочел нам небольшую вдохновенную лекцию:

– Женщины племени обычно брили голову наголо. Сверху надевалось подобие парика – сначала что-то типа деревянного шлема, увенчанного вот таким сложным и красивым головным убором…

– А они, эти женщины, – тихо спросила Дороган, – подобные уборы каждодневно носили? Или их только в могилу таким образом обряжали?

Кажется, проработав с нами определенное время, она начинала что-то понимать в археологии.

– Кто ж знает, Ларочка, кто ж знает, – вздохнул Михаил.

Потом мы раскопали коней, огромных и красивых рыжих меринов, которые прекрасно сохранились и, как совершенно правильно предсказал Кравченко, помещались во льду с северной стороны основного раскопа. Их оказалось целых восемь! С попонами из войлока! С диковинными украшениями на головах! С уздами! (До лошадей вандалы, чтобы похитить металл, не добрались.)

Коней мы раскапывали больше трех недель. Пора было сворачиваться. Приближалась осень.

Возник вопрос, как вывезти из урочища сами лошадиные туши – а они, безусловно, нуждались в дальнейшем изучении: зоологами, иппологами, антропологами.

Местные подсказали нам, что зимой, когда устанавливается зимник, можно на санях доехать до Чуйского тракта. Тогда Миша распорядился рядом с курганом построить подобие амбара, продуваемого насквозь, и поместить туда трупы четвероногих (впоследствии их вывез из урочища командированный музейный работник Василий Степанович).

Мы же с другими бесценными находками собирались проделать обратный путь в противоположном направлении. Так, как прибыли: сначала верхом до Телецкого озера, потом по нему на лодках, а далее в Бийск снова верхами и, наконец, по железной дороге домой.