У дедушки, несмотря на все его недостатки, был отличный вкус.

Она шагнула вперед, уперев палец мне в грудь. Она сузила глаза. Никогда в жизни я не видел разгневанной женщины, которую мне так хотелось бы поцеловать. Этот рот притягивал меня.

Бурбон определенно был здесь главным, потому что, прежде чем я понял, что происходит, я наклонился к ней.

И поцеловал, чтобы она перестала хмуриться.

Керриган

— Проснись и пой? — пропела Ларк, входя в мою спальню.

— Уходи. — Я оторвала свою раскалывающуюся голову от подушки. Красные цифры на моих часах показывали половину седьмого. — Возвращайся, когда машины времени станут реальностью, и ты сможешь вернуть нас во вчерашний день и вырвать водку у меня из рук.

— Машины времени нет, но я принесла кофе. — Она присела на край моей кровати, держа в руках дымящуюся чашку. Аромат был настолько соблазнительным, что заставил меня вылезти из-под одеяла.

— Уф. — Я придвинулась к ней, убирая волосы с лица. Затем взяла чашку из ее рук, чтобы сделать божественный глоток. — Вкусно.

— Я зашла в кофейню, потому что ты стала скупердяйкой.

Потому что хороший кофе стоил дорого, и моя сестра без проблем покупала его. А я в последнее время экономила каждый пенни.

Сейчас больше, чем когда-либо.

— О боже. — Я прислонилась к спинке кровати и закрыла глаза. С каждым годом похмелье становилось все сильнее, и в тридцать лет оно, вероятно, продлится всю неделю.

Знакомое мяуканье донеслось из чулана как раз перед тем, как появилась Клементина с высоко поднятым белым хвостом. Она вскочила на кровать и направилась в мою сторону, по-кошачьи ухмыльнувшись Ларк, прежде чем плюхнуться мне на колени.

— Привет, повелительница зла, — сказала Ларк моей кошке, которая начала мурлыкать.

Клементина ненавидела Ларк, но, если быть честной, Клем ненавидела всех. Иногда даже меня.

— Итак… насколько все плохо?

— Не так уж и плохо, — ответила Ларк слишком быстро, что могло означать только одно: все было плохо.

Я съежилась.

— Ты лжешь.

— Да, я лгу. Все в кафе говорили об этом. Новый бариста, та, со светлыми волосами, которая всегда пускает слюни по Заку, спросила меня, не арестовали ли тебя за нападение на того мужчину.

У меня отвисла челюсть.

— Я на него не нападала.

— Вот вся история: люди говорят, что Дюк арестовал тебя в «Джейн» после того, как ты зашла туда напиться.

— Ты шутишь.

— Нет.

— Я возвращаюсь в постель. — Я сделала движение, чтобы забраться под одеяло и умереть, но Ларк остановила меня, положив руку мне на предплечье.

— Забудется.

— Да, точно. — Если слухи об этом ходили еще до семи утра, то дальше будет только хуже. К полудню по городу, вероятно, разнесутся слухи, что я убила Пирса средь бела дня.

— Заметка для себя, — пробормотала я. — Действуй. Немедленно.

Большую часть времени я любила свой родной город. Он был полон знакомых лиц и дружелюбных улыбок. Но бывали времена, когда Каламити казался слишком незначительным, чтобы избежать слухов. Сплетни распространялись со скоростью гепарда, а я была женщиной, которая предпочитала скорость черепах.

Не было такого понятия, как «забудется». У людей в моем районе память была как слон.

— Ты хотя бы уточнила, что меня не арестовывали и что это папа забрал меня из «Джейн»? — спросила я.

— Конечно. Не знаю, поверили ли они мне, но…

Я застонала.

— Надеюсь, после того, как несколько человек зайдут в бар выпить после работы, Джейн подтвердит эту историю.

— Это правда, Ларк.

— Знаю. — Она подняла руки. — Я всего лишь посыльный.

— Что еще они говорят? — спросила я.

— О тебе больше ничего. Но о нем ходит много слухов.

О нем. Пирс Салливан.

Мой желудок сжался, и я усилием воли заставила себя не выблевать свой ночной перекус — картофельные чипсы, крекеры «Ритц» и маринованные огурцы.

Зачем я пила? Больше никогда. Не только потому, что похмелье было отвратительным, но и потому, что я принимала глупые, по-настоящему глупые решения.

Например, я позвонила помощнице Пирса и выпрашивала его номер телефона. Например, заявилась в мотель.