— Ну, ты мне, я тебе. Деловая сделка.

— Не-е-е, — протянул Шноббс. — Так не пойдёт. Это ж надо деньги тратить. А если я просто напишу, что нашёл кошелёк и вернул его?

— Чей кошелёк, Шнобби?

— Ну… свой. Я его утром потерял, а потом нашёл. В другом кармане. Технически — чистая правда.

Ваймс ускорил шаг. Ему срочно нужен был кофе. Крепкий, горький, как сама жизнь в этом городе. Кофе, который мог бы растворить этот липкий, шепчущий налёт Прогресса с его мозга. Он не видел, как сержант Колон, с лицом человека, узревшего конец света, уставился на «Крысометр». Рейтинг его любимой пирожковой «У Хрюши» упал с 4.8 до 4.7.

— Шнобби, ты это видел? — прошептал он, хватая капрала за рукав. — Это же… это же недопустимые флуктуации! Это подрыв основ!

В Продолговатой Комнате Дворца Патриция не было шёпота. Здесь царила тишина, настолько плотная и древняя, что, казалось, её можно резать ножом и продавать на вес как особо ценный минерал. Единственным звуком был взволнованный, слегка вибрирующий голос Уильяма де Ворда, издателя «Анк-Морпоркской Правды».

— …и таким образом, лорд Витинари, мы создаём абсолютно прозрачный общественный дискурс!

Уильям жестикулировал так, словно пытался взбить воздух в густую пену. Его очки съехали на кончик носа, по которому катилась капелька пота. Здесь, в холоде этой комнаты, он потел.

— Это, по сути своей, саморегулирующийся рынок репутаций! Невидимая рука… ну, вы понимаете… мнения! Качество всегда будет вознаграждено, а халтура — наказана. Это новая парадигма подотчётности!

Лорд Хэвлок Витинари сидел в своём высоком кресле, неподвижный, как статуя, вырезанная из серого льда. Его длинные бледные пальцы были соединены в «шпиль». Он не перебивал. Он слушал, и это было хуже, чем если бы он кричал. Его глаза, тёмные и лишённые всякого выражения, были устремлены на де Ворда, но смотрели будто бы сквозь него.

— Любопытно, — произнёс он после долгой паузы, когда Уильям наконец замолчал, чтобы перевести дух. Голос Патриция был тихим, ровным и лишённым какой-либо интонации, словно говорил механизм часов. — Весьма любопытно. А вы учли в своей… парадигме, мистер де Ворд, что человеческая глупость также является формой качества? Причём, как правило, гораздо более распространённой и устойчивой, чем, скажем, компетентность.

Уильям моргнул. Капля пота достигла кончика его носа и сорвалась вниз.

— Э-э… ну… система же саморегулирующаяся! — выпалил он, поправляя очки. — Плохие, глупые мнения… они будут отсеиваться хорошими! Голос разума в итоге всегда побеждает!

— Занятная гипотеза, — так же ровно ответил Витинари. — Почти такая же занятная, как алхимическая теория о том, что огурцы можно превратить в солнечный свет, если на них достаточно долго кричать. Впрочем, — он слегка, почти незаметно, наклонил голову, — полевой эксперимент всегда предпочтительнее чистой теории.

Он смотрел на восторженного молодого человека, и его разум, холодный и точный, как механизм хронометра, уже раскладывал всё по полочкам. Не демократия. А самообновляемая машина для сбора данных. Бесплатная. Машина, которая в реальном времени покажет потоки страха, гнева, зависти и паники. Выявит болевые точки общества с точностью хирургического скальпеля. Кто контролирует мнение, тому не нужны ни стражники, ни убийцы. Тому нужны лишь графики и вовремя сделанный толчок в нужном направлении.

— И что вы просите от меня, мистер де Ворд? — спросил Патриций.

— Ничего! То есть, вашего… э-э… молчаливого одобрения, лорд Витинари. Чтобы… чтобы Гильдии не пытались разломать мои доски.

— Гильдии, — протянул Витинари, и в его голосе впервые проскользнула тень чего-то похожего на интерес, — будут слишком заняты, пытаясь разломать друг друга. Это их отвлечёт.

Он помолчал ещё мгновение, его взгляд сфокусировался на крошечной паутинке в углу потолка за плечом де Ворда, где маленький паук терпеливо ждал свою жертву.

— Продолжайте, мистер де Ворд. Город нуждается в… хобби.

Уильям просиял, не поняв, что только что получил не благословение, а разрешение стать лабораторной крысой в чужом эксперименте. Он попятился к выходу, кланяясь так низко, что чуть не уронил очки.

Когда массивная дверь за ним закрылась, Витинари ещё долго сидел в тишине. Потом он повернулся к своему клерку, Драмкнотту, который всё это время стоял в тени, незаметный, как предмет мебели.

— Драмкнотт.

— Да, милорд?

— Заведите новый гроссбух. Озаглавьте его «Флуктуации общественного мнения». Разделите на колонки: «Предсказуемая глупость», «Непредсказуемая глупость» и «Потенциально полезная глупость». Я буду диктовать наблюдения.

Вечером в дежурной части Городской Стражи в Псевдополис-Ярде пахло отчаянием, дешёвым табаком и очень, очень плохим кофе. Ваймс пытался насладиться минутой тишины, но в этот день тишина в Анк-Морпорке была отменена.

Дверь распахнулась с грохотом, и в участок ввалился сержант Колон. Его лицо было красным, как мундир стражника, а дышал он так, словно пробежал всю Стену вдоль, причём дважды.