Поэтому Хэллек разделил Теннессийскую армию [926] под командованием Гранта на несколько частей для выполнения оккупационных задач и восстановления железных дорог, отрядил одну дивизию для усиления союзных войск, противостоящих новой угрозе, возникшей в Арканзасе, и выделил 40 тысяч в Огайскую армию под командованием Бьюэлла, направив ее к Чаттануге. Действия Бьюэлла — главные усилия федералов на Западном театре военных действий летом 1862 года — оказались столь же беспомощными, как и кампания Макклеллана. Будучи старыми друзьями, Бьюэлл и Макклеллан имели много общего, стратегические идеи того и другого во многом совпадали. «Целью является не победа в решающей битве или штурм неприступных сооружений, а демонстрация силы и маневры, препятствующие врагу собрать воедино свои разрозненные силы» [927] .

Бьюэлл как политический консерватор верил в ограниченную войну с ограниченными целями. Такая точка зрения замедлила его движение к Чаттануге вдоль железной дороги от Коринта через северную часть Алабамы, к тому же и партизаны постоянно отрезали его от тылов. «Охрана мостов и передовые дозоры подвергаются ночным атакам», — рапортовал один дивизионный командир. Вера Бьюэлла в «мягкую» войну не учитывала ожесточенное сопротивление гражданского населения, подававшегося в партизаны, и не предполагала снабжение за счет населения, именно поэтому Бьюэлл продвигался не быстрее, чем его инженерные команды могли восстанавливать мосты и укладывать снятые рельсы. Через три недели после выхода из Коринта он продвинулся лишь на девяносто миль и был лишь на полпути к Чаттануге. 8 июля Хэллек сообщил измотанному Бьюэллу: «Президент телеграфирует о том, что не удовлетворен вашими темпами и вам следует идти быстрее» [928] .

К этому времени Огайская армия приближалась к Стивенсону (Алабама), куда подходила новая железнодорожная линия из Нашвилла. Но неприятности Бьюэлла только начинались. Как только первый эшелон с боеприпасами 13 июля отправился на юг из Нашвилла, кавалерия Натана Бедфорда Форреста атаковала гарнизон северян в Мерфрисборо. Форрест пленил гарнизон, разрушил железную дорогу и стремительно скрылся в горах Камберленд на востоке, прежде чем дивизия, посланная Бьюэллом, смогла его настичь. Когда ремонтники закончили восстанавливать дорогу, Форрест объявился вновь, уничтожив три моста к югу от Нашвилла, и снова исчез из-под носа у федералов. Наскоки Форреста задержали и без того медленное наступление Бьюэлла более чем на две недели. Из Вашингтона вновь пришло известие о «крайнем недовольстве». Когда Бьюэлл попытался объяснить, в чем тут дело, ответом ему была угроза об отстранении, если он не излечится от «очевидного недостатка энергии и активности» [929] .

В момент, когда Бьюэлл готовился пересечь реку Теннесси в двадцати милях от Чаттануги, произошла еще одна беда в виде очередного кавалерийского набега мятежников. На этот раз отрядом врага командовал Джон Хант Морган, 36-летний кентуккиец, чей стиль соединял в себе стремительность Стюарта и жестокость Форреста. Учтивый и элегантный Морган набрал отряд бедных и отчаянных земляков, начавший свои славные подвиги в июле 1862 года с тысячемильного рейда через Кентукки и центральные районы Теннесси, в котором захватил 1200 пленных и несколько тонн боеприпасов, потеряв менее 90 человек павшими. В середине августа удальцы Моргана внезапно вновь появились в Центральном Теннесси и заблокировали железную дорогу к северу от Нашвилла, пустив горящие товарняки в 800-футовый туннель. Деревянные крепления свода сгорели, и он обрушился. Этот подвиг отрезал Бьюэлла от его главной базы в Луисвилле.

Эти кавалерийские рейды иллюстрировали преимущество южан в оборонительных действиях на своей территории. Всего лишь 2500 человек Форреста и Моргана заставили остановиться 40-тысячную армию вторжения. Действуя среди сочувствующего населения и скрываясь среди холмов, всадники мятежников наносили удары, где и когда было выгодно им. Защитить все мосты, туннели, паровозные депо вдоль сотен миль железнодорожного полотна было невозможно, поэтому партизаны и кавалеристы совершали свои стремительные набеги на отдаленные гарнизоны или незащищенные участки дороги практически безнаказанно. Единственным эффективным противоядием могла стать федеральная кавалерия, столь же умелая и с толковыми командирами, знающая местность, умеющая стрелять и держаться верхом не хуже южан. Такая кавалерия могла бы преследовать и догонять противника, сражаться с ним на равных, а также проводить рейды по тылам конфедератов. Командующие северян получили в 1862 году суровый урок, но не смогли сравняться с южанами в этом роде войск вплоть до следующего года, когда начали платить лихим кавалеристам врага той же монетой.

Поход Бьюэлла также показал сильные и слабые места железнодорожной логистики. «Железный конь» мог перевезти большое количество войск дальше и быстрее, чем его четвероногий товарищ. Будучи интервентом, развернувшим свои силы на огромной территории, армия Союза больше зависела от железнодорожного транспорта, чем конфедераты. В январе 1862 года северный Конгресс позволил президенту брать под контроль любую железную дорогу, «если, по его мнению, того требует общественная безопасность». Правительство редко использовало это право в северных штатах, хотя Стэнтон приводил это как аргумент, чтобы заставить хозяев железных дорог отдавать приоритет военным грузам и установить на их перевозку справедливые тарифы. На оккупированных же южных территориях администрация вмешивалась в железнодорожный бизнес в полной мере. В феврале 1862 года Стэнтон учредил Военное управление железных дорог Соединенных Штатов и назначил его начальником Дэниела Маккаллума. Бывший начальник железной дороги Эри и эффективный администратор, Маккаллум в конце войны управлял более чем 2000 миль дорог, приобретенных, построенных и отремонтированных его управлением на завоеванных территориях Юга.

Военное министерство в Ричмонде не имело возможности устанавливать такой контроль над железными дорогами Юга до мая 1863 года, да и после этого редко пользовалось своими полномочиями. На Юге не было аналогичного управления, а правительству Конфедерации так никогда и не удалось сделать разрозненные, обветшавшие железные дороги с разной шириной колеи столь же эффективными, как и на Севере. Такое превосходство Севера в логистике явилось одним из факторов его конечной победы [930] .

Однако в 1862 году зависимость союзных армий от железных дорог оказывалась и напастью. «Железные дороги — самое уязвимое место армии, — считал Шерман. — Один человек со спичками может перерезать коммуникации… [Несмотря на то, что] наши армии продвигаются вглубь неприятельской территории, тот же самый враг оказывается у нас в тылу, — продолжал генерал. — Удел любой железной дороги, проходящей по территории, где каждый дом — логово хорошо укрытого злейшего врага, — постоянно сталкиваться с тем, что сжигают мосты и баки для воды, выводят из строя поезда и рельсы, а локомотивы угоняют и ломают» [931] . Такие превратности судьбы в конечном итоге заставили генералов северян прибегнуть к средству, которое Наполеон применил еще полвека назад. Огромные армии французского императора не могли снабжаться гужевым транспортом, поэтому они как саранча опустошали захваченную страну.