Горгас, Сент-Джон и Рэйнс остались неизвестными героями Конфедерации [641] . Юг страдал от нехватки всего и вся, но начиная с лета 1862 года некомплект материальной части в артиллерии сложно было назвать серьезным, хотя качество орудий и снарядов всегда оставалось проблемой. В третью годовщину своего назначения Горгас имел все основания с гордостью записать в дневнике: «Там, где еще три года назад мы не в состоянии были выпустить ни одного орудия, револьвера, сабли, пушечного ядра или снаряда (кроме как на Тредегаре) или изготовить хотя бы фунт пороха, сейчас мы производим все это в количествах, удовлетворяющих нужды нашей огромной армии» [642] .

Однако в 1861 году все достижения были еще впереди. Постоянная нехватка оружия и административный хаос так же отличали артиллерийский департамент, как и все остальные. Вот типичный отчет штабного офицера южан в долине Шенандоа от 19 мая: «солдатам не предоставили ни провизии, ни амуниции… Полнейшее замешательство и невежество, царящее в местных органах власти… беспрецедентны». Несмотря на неспособность вооружить уже действующую армию, Конгресс Конфедерации в мае 1861 года проголосовал за набор еще 400 тысяч добровольцев сроком на 3 года. Рекруты прибывали в таких количествах, что военное министерство, по его собственному признанию, вынуждено было отправить 200 тысяч обратно из-за нехватки оружия и обмундирования. Одной из причин малого количества оружия было создание губернаторами отделившихся штатов запасов ружей, захваченных в федеральных арсеналах. Некоторые губернаторы требовали оставить оружие в штатах и вооружать созданные там полки, страхуясь таким образом от предполагаемых восстаний рабов, вместо того чтобы отправить оружие на главный театр военных действий в Виргинию или Теннесси. Это было первой демонстрацией суверенитета штатов, наносящей урон общему делу. Вины правительства в Ричмонде в этом не было, но солдатам на передовой требовалось выпустить пар, поэтому военный министр Уокер стал настоящим козлом отпущения. Адъютант генерала Борегара, находясь в Манассасе, писал: «В армии весьма популярно мнение о том, что военное министерство демонстрирует полное бессилие и постыдное небрежение обязанностями» [643] . Хотя армия Борегара месяц спустя и выиграла битву при Манассасе, критика Уокера все усиливалась. Многие южане были убеждены, что единственным фактором, помешавшим конфедератам победоносным маршем захватить после этой победы Вашингтон, были проблемы со снабжением, за что прямую ответственность несло военное министерство. Не вынеся волны критики и переутомления, Уокер в сентябре подал в отставку; его сменил Джуда Бенджамин, второй в череде пяти деятелей, возглавлявших во время войны проходной двор, каковым являлось военное министерство.

Уокер, как и его преемники, во многом пал жертвой обстоятельств, а не профессиональной непригодности. Чего нельзя было сказать о его коллеге в Вашингтоне. Хотя ведомство Саймона Кэмерона также было застигнуто врасплох стремительным ростом армии, лично министр заслуживал большего порицания, чем Уокер.

Север приступил к формированию армии позже Юга. В Союзе проживало в 3,5 раза больше белых мужчин призывного возраста, чем в Конфедерации. Однако если вычесть неблагонадежных, проживавших далеко от места событий (на западных территориях и тихоокеанском побережье), а также тех белых, которые разделяли идеологию рабовладения на Юге, действительное превосходство Союза в живой силе составляло 2,5 к 1. Примерно такое же соотношение в численности двух армий установилось с 1862 года и поддерживалось до конца войны, но, начав формировать армию раньше, в июне 1861 года конфедераты были ближе по численности к армии северян, чем когда-либо впоследствии.

Призыв Линкольна к набору 75 тысяч ополченцев на 90 дней основывался на законе 1795 года, гарантировавшем призыв милиции штата на федеральную службу. Вскоре к правительству пришло понимание того, что война, вероятно, продлится дольше трех месяцев и потребует более 75 тысяч человек. 3 мая Линкольн призвал 42 тысячи добровольцев в армию и 18 тысяч на флот сроком на три года, а кроме того, увеличил регулярную армию на 23 тысячи человек. Президент обошелся без одобрения этой меры Конгрессом, сославшись на свои полномочия верховного главнокомандующего. Собравшийся в июле Конгресс не только задним числом одобрил действия Линкольна, но и высказался за призыв целого миллиона добровольцев сроком на те же три года. Тем временем некоторые штаты призвали добровольцев на два года (всего около 30 тысяч человек) — на эту меру военное министерство согласилось со скрипом. К началу 1862 года к армии Союза присоединилось более 700 тысяч человек, около 90 тысяч из которых составляли «девяностодневники», чей срок службы уже истек. Впрочем, многие из этих солдат повторно записались в полки уже на три года, а некоторые части, где служили 90 дней, также преобразовались в соединения, где служили три года.

Эти повторные призывы запутывали современников в той же мере, что и позднейших историков. В действительности процесс вербовки в союзных штатах, как и в штатах Конфедерации, сопровождался вспышкой энтузиазма на местном и региональном уровнях, но превращался в неразбериху на уровне национальном. Небрежное выполнение военным министром Кэмероном административных функций разочаровало дельных и хватких губернаторов. «В лагере находятся 2400 человек, причем вооружены лишь меньше половины, — писал губернатор Индианы Мортон Кэмерону в начале войны. — Откуда такая задержка в поставках оружия?.. До сих пор нет офицера, который бы сформировал из новобранцев боевой отряд. Нет ни фунта пороху, ни единого снаряда или какого-либо обмундирования. Позвольте спросить вас, в чем причина?» Несколько месяцев спустя Улисс Грант, командовавший лагерем союзной армии в Кейро, высказал общую жалобу: «Транспорта отчаянно не хватает. У меня нет санитарных повозок. Присланная форма почти вся отвратительного качества, да и той мало. Мои люди в большинстве вооружены старыми, к тому же чинеными кремневыми ружьями… Интендантству практически не выделяют средства, поэтому правительственные кредиты исчерпаны». К концу июня Кэмерон стал отклонять предложения о присылке новых полков. 4 июля в послании Конгрессу Линкольн был вынужден с сожалением констатировать: «Одна из самых больших трудностей — избежать прибытия войск до того, как их можно обеспечить всем необходимым» [644] .

Штаты, города и частные лица вызвались исправлять промах федеральных властей. Большинство губернаторов созвали легислатуры, принявшие решение об изыскании средств для оснащения и снабжения полков за счет штата. Губернаторы послали своих агентов в Европу, где те конкурировали друг с другом и с агентами конфедератов, вздувая цены на излишки оружия в Старом Свете. Штаты заключали контракты с текстильными и обувными фабриками на поставку формы и сапог. Муниципалитеты собирали деньги на набор и оснащение «собственных» полков. Возникали добровольные общества, такие как, например, нью-йоркский «Комитет обороны Союза», формировавшие полки, оснащавшие их всем необходимым и арендовавшие корабли или поезда, чтобы отправить их в Вашингтон. Группа женщин и врачей-северян организовала «Санитарный комитет Соединенных Штатов» для укрепления слабой и устаревшей инфраструктуры военно-медицинской службы.

Первые части северян, как и южан, были одеты в различную униформу: полки из Массачусетса и Пенсильвании носили синее, из Висконсина и Айовы — серое, вермонтцы также были облачены в серое, но с изумрудной отделкой, черные брюки и красные фланелевые рубахи отличали солдат из Миннесоты, а солдаты из Нью-Йорка были экипированы в яркие «зуавские» наряды: красные мешковатые штаны, пурпурные куртки и красные фески. Словом, собравшиеся в Вашингтоне союзные войска выглядели как участники карнавала. Многообразие цветов формы в обеих армиях и встречающееся ее сходство у противоборствующих сторон приводили в первых сражениях к трагической путанице, когда друзья принимались за врагов, а враги — за друзей. Федеральное правительство вскоре исправило эту ситуацию, одев своих солдат в форменные светло-синие брюки и темно-синие мундиры регулярной армии.

Во второй половине 1861 года военное министерство избавило штаты от необходимости кормить, одевать и вооружать солдат Союза, но этот процесс омрачали проявления неэффективности, спекуляции и коррупции. Чтобы выполнить заказы на сотни тысяч экземпляров формы, текстильные фабриканты использовали материал под названием «шодди», получаемый путем переработки шерстяных обрезков и старого платья. Вскоре это словечко стало обозначать форму, изнашивающуюся через несколько недель, просящие каши ботинки, расползающиеся одеяла и вообще некачественное снаряжение, поступающее для оснащения полумиллионной армии, то снабжение, которое смогло быть налажено за несколько быстро пролетевших месяцев. Железные дороги обсчитывали государство; некоторые подрядчики поставляли ружья для армии по 20 долларов за штуку, купив эти излишки по 3,5 доллара за штуку; ушлые барышники продавали по баснословным ценам хромых лошадей. Из-за подобных «коммерческих оборотов» Саймон Кэмерон стал мишенью как справедливой, так и несправедливой критики: он заключал контракты без какой-либо конкуренции, а также предоставил подозрительно большое количество подрядов компаниям своего родного штата Пенсильвания. Военное министерство в большом объеме осуществляло перевозки посредством Северной центральной железной дороги и Пенсильванской железной дороги, в которых сам Кэмерон и его помощник Томас Скотт имели прямые финансовые интересы.