Скотт оставался при своем мнении. Он считал набор «зеленых» новобранцев на 90 дней бесполезным, а полкам «трехлеток» потребуется несколько месяцев подготовки, прежде чем они смогут вступить в бой. Но Скотт шел не в ногу с политическими требованиями 1861 года. Под давлением общественности правительство более не могло откладывать выступление на виргинском фронте. Впрочем, рекомендованная Скоттом блокада портов южан также началась, а предложенное им продвижение войск вдоль Миссисипи стало частью стратегии Союза в 1862 году. Но события в конечном счете показали, что Север мог выиграть войну, только уничтожив сухопутные силы Юга. В этом отношении народный призыв к «разгрому» мятежников был основан на здравом, хоть и слишком кровожадном, чувстве. Сам Линкольн считал, что риск наступления под Манассасом оправдан. Такая атака соответствовала его представлению о локальной войне. В случае успеха она могла дискредитировать сецессионистов и привести к захвату Ричмонда, но социально-экономическая система Юга не была бы уничтожена — посягательства на южные территории не произошло бы.

К июлю 1861 года 35 тысяч союзных войск были сосредоточены под Вашингтоном. Ими командовал генерал Ирвин Макдауэлл, бывший штабной офицер шотландских частей, не имевший опыта командования в боевых условиях. Любопытное сочетание трезвенника и обжоры, Макдауэлл не был обделен ни умом, ни энергией, но с самого начала все у него пошло не так. В ответ на предписание Линкольна Макдауэлл подготовил план фланговой атаки на 20 тысяч конфедератов, оборонявших Манассас. Существенная роль в этом плане отводилась пятнадцатитысячному отряду генерала Паттерсона, 69-летнего ветерана войны 1812 года, который стоял под Харперс-Ферри и должен был помешать 11 тысячам конфедератов прийти на помощь Манассасу.

План был совсем неплох, однако он годился для обученных солдат под руководством опытных офицеров, а у Макдауэлла не было ни тех ни других. На совещании по тактике ведения войны, которое прошло в Белом доме 29 июня, Макдауэлл просил об отсрочке наступления до тех пор, пока он не обучит новобранцев из «трехлетних» полков. Скотт вновь выступил с предложением «плана „Анаконда“». Однако генерал-квартирмейстер Мейгс, когда спросили его мнение, ответил так: «Я не думаю, что мы когда-либо сможем закончить войну, не разгромив мятежников… Лучше разбить их здесь, чем идти вглубь враждебной нам территории [в ответ на предложение Скотта двигаться вдоль Миссисипи]… Дела сейчас обстоят так, что сражаться в Виргинии лучше, да к тому же и менее затратно» [657] . Линкольн согласился с Мейгсом. Что же касается неопытности войск Макдауэлла, то Линкольн, казалось, прочитал мысли одного из офицеров южан в Виргинии, который сообщал, что его люди настолько отстают в вопросах «дисциплины и обучения», что будет «тяжело полагаться на них в бою»: «На целый полк у меня не наберется и одной роты солдат регулярной армии». Президент приказал Макдауэллу начинать наступление: «Ваши новобранцы необстреляны, это правда, но с той стороны они точно такие же» [658] .

Командующим южан под Манассасом был Пьер Борегар, щеголеватый и красноречивый герой форта Самтер, имевший манеры Наполеона и наполеоновские же амбиции. Войска мятежников в долине Шенандоа возглавлял Джозеф Джонстон, невысокий, безукоризненно одетый, честолюбивый, но осмотрительный человек с пристальным взглядом и повышенным чувством собственного достоинства. Со своими противоположными — наступательным и оборонительным — настроениями Борегар и Джонстон демонстрировали два полюса стратегического мышления южан. Основной военной целью Конфедерации, как и Соединенных Штатов времен Войны за независимость, было защитить страну от завоевания. Конфедераты черпали вдохновение в примере героев 1776 года, одержавших победу над врагом, более могущественным, чем тот, который противостоял южанам. Юг мог «выиграть» войну, не проиграв в ней, в то время как Север мог ее выиграть, только победив. Огромная территория Конфедерации — 750 тысяч квадратных миль, равная территории России к западу от Москвы и вдвое превышающая площадь первых тринадцати штатов, — делала задачу Линкольна такой же тяжелой, как и задачи Наполеона в 1812 году и Георга III в 1776-м. Военный аналитик лондонской Times так комментировал начало войны: «Одно дело — отбросить мятежников с южного берега Потомака или даже занять Ричмонд, и совсем другое — покорить и удержать под своей властью земли, почти столь же обширные, как европейская часть России… Обычно все войны за независимость оканчивались успешно, за исключением тех, где силы были слишком уж неравны, однако здесь явно не тот случай… Как англичане во время Войны за независимость вынуждены были отказаться от завоевания колоний, так и Север вынужден будет отказаться от усмирения Юга» [659] .

Джефферсон Дэвис был согласен с этим: в начале войны он, казалось, наметил такую же стратегию ведения войны, как и Джордж Вашингтон во время Войны за независимость. Вашингтон уступал территорию, чтобы выиграть время; он отводил войска при появлении превосходящих сил врага; он контратаковал изолированные аванпосты британцев или разрозненные отряды всякий раз, когда такая атака обещала успех; но прежде всего он избегал крупных сражений, в которых его армия могла быть уничтожена, а его дело — проиграно. Такая стратегия была направлена на изнурение противника, это была стратегия победы без генеральных сражений, истощения ресурсов лучше укомплектованного врага, который в конце концов принужден был бы прекратить слишком затянувшуюся и становящуюся чрезмерно дорогой войну [660] .

Однако не ограниченно и случайно, а масштабно применять такую тактику Дэвису мешали два главных фактора, вытекавших как из политической, так и из сугубо военной реальности. Во-первых, губернаторы, конгрессмены и все общество требовали, чтобы войска защищали каждую пядь территории Конфедерации от «аболиционистских полчищ Линкольна». Таким образом, в 1861 году армия была разбита на небольшие соединения, рассредоточенные по всему периметру Конфедерации: на границе Арканзаса и Миссури, в некоторых пунктах побережья Мексиканского залива и Атлантического океана, вдоль границы Теннесси и Кентукки, в долине Шенандоа, Западной Виргинии и Манассасе. Историки критиковали такую «кордонную оборону», так как рассредоточенные войска составляли столь тонкую линию, что союзная армия просто обязана была прорвать ее, что и произошло на некоторых участках в 1862 году [661] .

Вторым фактором, игравшим против примененной Вашингтоном стратегии на истощение ресурсов врага, стал темперамент южан. Убежденные в безоговорочной победе над любым количеством янки, многие южане с презрением относились к тому, что нужно «сидеть сложа руки и ждать», пока федералисты начнут атаковать. «Идея ожидания удара, вместо того чтобы нанести его первыми, абсолютно не соответствует духу нашего народа, — заявляла Richmond Examiner. — Лучшая оборона — нападение. Походная колонна, вторгшаяся в Огайо или Пенсильванию, гораздо лучшая оборонительная мера, чем заслон из прибрежных артиллерийских батарей на всем протяжении от Норфолка до Рио-Гранде» [662] . Тон южной прессы, призывавшей к наступлению на Вашингтон, ничем не отличался от северных газет, надрывавшихся в призывах взять Ричмонд. Борегар разработал несколько смелых планов наступления на позиции МакДауэлла, но после того, как узнал о встречных планах наступления северян, он погрузился в размышления.

В конце концов конфедератам удалось объединить различные векторы тактической теории и политической реальности в то, что Дэвис назвал «оборонительно-наступательной стратегией». Она состояла в том, чтобы защищать территорию Конфедерации, используя внутренние коммуникации (идея Жомини, вытекающая, впрочем, из здравого смысла), сконцентрировать разобщенные войска для противостояния армии захватчика и, если представится случай, перейти к наступательным действиям, возможно даже вторгшись на территорию Союза. Никто никогда не применял эту стратегию систематически и всесторонне. Более-менее четкое ее претворение в жизнь, пожалуй, можно наблюдать от серии ключевых кампаний на театрах Виргиния — Мэриленд и Теннесси — Кентукки в 1862 году до кульминации в битве при Геттисберге в 1863-м. Намеки на нее проявились в первом сражении при Булл-Ране (Манассасе) — мелком по меркам дальнейших событий, но имевшем очень важные психологические последствия как для северян, так и для южан.